Взгляд. Журналистские истории. Надежда Кутьёва

сказала, повергая

      Меня в печаль

      И слезы исторгая

      Из глаз моих?..

      …И даже мне, ушедшему от мира

      Исполненного зла и суеты,

      Так тяжки

      Сумерки среди болот осенних

      Где чайками покинуты кусты…6

      Умер Сайгё в горном храме Хирокава. Стояла пора полнолуния и буйно цвели вишни…

      Говорят, что Сайгё некогда связывали романтические чувства с Сикиси-Найсинно (1151—1201), дочерью императора Госиракавы, который правил в эпоху междоусобных войн. Сикиси-Найсинно была заподозрена в политическом заговоре, и ей пришлось постричься в монахини.

      В печальных и искренних стихах Сикиси увядает любовь, несбывшиеся надежды осыпаются осенней листвой:

      Листья павлонии

      Все дорожки в саду засыпали.

      Невозможно пройти.

      Хотя сегодня как будто

      Я и не жду никого…

      …Нет никого,

      Кто потревожил бы груды

      Опавших листьев.

      Птичьи лапки, и те не коснутся

      Сегодня тропинки в саду…

      …Несмотря ни на что

      Ждала, но дни угасают

      Один за другим.

      И вместе с ними в сердце

      Цвет любви увядает7.

      Еще одно яркое имя в японской литературе – Сэй Сёнагон (ок. 966—1017?). С творчеством Сёнагон связывают рождение жанра дзуйхицу (эссе). Придворная дама императрицы Тэйси (Садако) писала заметки «обо всем на свете, иногда даже о совершенных пустяках». Получилась книга «Записки у изголовья», о которой узнали случайно. Случайно началась самостоятельная жизнь книги, которая пережила свою эпоху уже на десять веков. Случайно, словно вспорхнул мотылек, появился новый жанр – эссе, близкий к существовавшему в Китае суйби – «вслед за кистью».

      В «Записках у изголовья» нет единой сюжетной линии, не описываются значительные события, проза близка к поэзии. Сёнагон, словно художник кистью, делает наброски своих впечатлений, штрихами зарисовывает дворцовую жизнь, оставляя на тонкой бумаге и блики чувств, и ясные наблюдения, отражающие мир.

      «Весною – рассвет. Все белее края гор, вот они слегка озарились светом. Тронутые пурпуром облака тонкими лентами стелются по небу…»8, – так начинается эта удивительная книга-путешествие в давно ушедший мир изысканной аристократической культуры средневековой Японии. Знатный вельможа, тайно молящийся в буддистском храме во время паломничества, бойкая нищенка, требующая у фрейлин подношений, сметливый погонщик быков и юная прислужница, у которой разболелись зубы, тени императоров и императриц… Сэй Сёнагон, восхищавшейся изящностью новой тушечницы и храмовыми празднествами, удалось полетом кисти остановить время.

      Средневековая японская поэзия имела свои особенности: недосказанность, приглушенность эмоций (точно в тени), «зашифрованность» чувств в метафоре, любимые символы. Например, для обозначения времен года: туманная

6

Сайгё. В одиночестве печальном люблю я до сих пор// Японская любовная лирика. М.: ЭКСМО-Пресс, 2000. 336 с. (Серия «Домашняя библиотека поэзии»).С.229, 235, 237, 238.

7

Сикиси-Найсинно. Поверить спешу мимолётному сну // Японская любовная лирика. М.: ЭКСМО-Пресс, 2000. 336 с. С. 259—261.

8

Сэй Сёнагон. Записки у изголовья: Избранные страницы / Пер. со старояп. В. Марковой. СПб.: Азбука-классика, 2003. 304 с. С. 5.