От Сталина до Путина. Зигзаги истории. Николай Анисин

И изрек:

      – Вас просят туда пройти.

      Подполковник подчинился. Майор подвел его к лимузину, велел занять заднее сиденье, а сам сел за руль. А рядом с ним впереди находился генерал-лейтенант, который, не поворачивая головы к Щадову, стал его допрашивать:

      – Какую должность в действующей армии вы занимали зимой 1943 года?

      – Командир разведроты.

      – Вам приказывали тогда срочно прорываться со своей ротой через линию фронта?

      – Так точно.

      – С какой боевой задачей?

      – Не допустить пленения советского летчика-истребителя, самолет которого был поврежден огнем и приземлился на занятом немцами плацдарме.

      – Вы справились с задачей?

      – Так точно.

      – Ее выполнение вам тяжело далось?

      – Линию фронта мы миновали почти без потерь, а на плацдарме бой с немецкой группой захвата самолета был трудным.

      – Вы видели летчика, которого спасли от плена?

      – Никак нет. Я был ранен и, когда его подобрали наши, потерял сознание.

      – Так вы не знаете, кто этот летчик?

      – Никак нет.

      – Ну зато теперь, мой дорогой, – генерал-лейтенант обернулся к подполковнику, – узнаешь. Там был я. Я видел тебя раненым и запомнил навсегда. Поэтому мы сейчас выйдем из машины, обнимемся, а потом ни в какой театр не пойдем, а поедем пить спирт – за тебя и мое спасение.

      – Пересказанный мной диалог, – Евгений Петрович взял из папки второй лист бумаги, – записан здесь. Записан нами со слов дружка и одновременно водителя Василия Иосифовича Сталина – некоего Олега Степановича. Он оказался памятливым стариком и не забыл обстоятельств ни первой Василия Сталина с Тихоном Щадовым встречи, ни последующих. Для нас – рука Евгения Петровича потянулась к очередному листу в папке – особенно ценно следующее воспоминание деда Олега:

      – 9 мая 1947 года Василий Сталин, я и Тихон Щадов попали на праздничный прием, где присутствовал Андрей Александрович Жданов – второй человек в партии и государстве. Василий по просьбе Тихона подвел нас к нему – вот, мол, мои боевые друзья, такие-то и такие-то по именам и фамилиям. И тут между Тихоном и Андреем Александровичем случился разговор:

      Щадов: Разрешите, товарищ Жданов, сказать очень личное?

      Жданов: По случаю праздника не имею права не разрешить.

      Щадов: Когда в 1944-м вы и другие руководители Питера вернули исконные названия 44 улицам и площадям моего родного города, когда я узнал, что, Дворцовая площадь уже не Площадь Рошаля, что, как и прежде, есть Невский проспект, а не Проспект имени Урицкого, мне стало легче воевать. Пусть я погибну, но моя война с немцами не закончится триумфом товарищей рошалей и урицких. Примите, пожалуйста, благодарность русского офицера…

      Жданов: Погоди-ка, погоди, подполковник, как, говоришь, твоя фамилия?

      Щадов: Щадов.

      Жданов: А к такому старорежимному литератору, как Прокоп Щадов, ты никакого отношения не имеешь?

      Щадов: Никакого,