Корсары Мейна. Виталий Гладкий

и дюжиной бутылок вина – гвардейцы не были законченными негодяями и знали меру своим «шуткам».

      Неподалеку от Лувра стоял замок Шатле – большое мрачное здание с высокими стенами и башнями, – когда-то служивший главной опорой парижской крепости. Мишель со страхом посмотрел на замок, в котором теперь размещался парижский прево и суд, и невольно прибавил шагу. Зазевавшись, он едва не сбил с ног купеческого старшину, спешащего к расположенной чуть дальше городской ратуше. Дородный господин в ярко-красном платье с золотыми пуговицами, украшенном витыми шнурами, напоминал рассерженного петуха. Это сходство подчеркивала тока – маленькая шапочка на его голове, наполовину красная, наполовину коричневая.

      – Извините, мсье… – буркнул Мишель и поторопился оставить купеческого старшину в одиночестве, потому что тот принял позу оратора и приготовился произнести речь.

      Мишель мог поклясться, что знает ее содержание. Он много раз выслушивал подобные назидания, и ему вовсе не улыбалась перспектива кивать и поддакивать старому ослу, который многословно, с апломбом примется утверждать, что в его юности молодые люди были куда более прилежные и законопослушные, нежели нынешние, вода в Сене чище, а сахар слаще.

      Наконец Мишель добрался до улицы Сен-Дени. Там находилась церковь Сен-Ле, где хранились мощи святой Елены – царицы, матери императора Константина, который первым из римских императоров принял христианство. Но юный де Граммон торопился сюда не за тем, чтобы припасть к христианской святыне и помолиться; для своего возраста он чересчур скептически относился ко всему, что касалось веры, и к мощам святых в частности. Обычно они были поддельными, и ими торговали все, кому не лень. На улице Могильщиков жил бывший «служитель печали», который хоронил останки казненных, так у него можно было разжиться мощами почти всех христианских святых. Особенно много у него было фаланг пальцев рук.

      Мишель де Граммон шел в недавно открытую неподалеку от церкви Сен-Ле школу фехтования, которую содержал шевалье Пьер де Сарсель. Как Мишель и предчувствовал, ему вновь пришлось встретиться с бретёром. Они нечаянно столкнулись на улице Могильщиков, хотя несколько позже де Граммон сообразил, что де Сарсель искал его. Они посидели в таверне, поговорили о том о сем, вспомнили отца Мишеля, а когда расставались, шевалье предложил ему то, о чем давно мечтал юный сорвиголова, да денег у него не было, – посещать школу фехтования. Бесплатно.

      Оказалось, что шевалье заручился поддержкой кого-то из окружения парижского прево и получил патент, дающий ему право обучать всех желающих искусству фехтования. Помещение нашлось быстро, правда, его пришлось перестроить, добавив просторный зал, и вскоре слава о школе де Сарселя вышла даже за пределы Парижа. Он готовил не просто куртуазных щеголей с элементарными навыками владения клинком, а настоящих бойцов, которые с одинаковым успехом могли сражаться не только шпагой, но