Лесными тропами к истоку. Леонид Васильев

плачут глухари,

      Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло,

      Только мне не плачется – на душе светло.

      Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,

      Сядем в копны свежие под соседний стог.

      Зацелую допьяна, изомну, как цвет.

      Хмельному от радости пересуда нет.

      Ты сама под ласками снимешь шелк фаты,

      Унесу я пьяную до утра в кусты.

      Но Люси синюю кофту, вероятно, одевает в цвет своих заманчивых глаз. Хозяйка сеновала сняла ее для удобства общения. А в памяти Андрея снова мелькнула есенинская тема.

      Голубая кофта. Синие глаза.

      Никакой я правды милой не сказал.

      Милая спросила: «Крутит ли метель?

      Затопить бы печку, постелить постель…»

      Шуршало сено, пахло разнотравьем и женским телом. Сердце колотилось все сильней. И казалось, что где-то близко слышалось воркование голубей…

      Когда Андрей очнулся от всего, что случилось, то увидел рядом лицо Люси – пунцовые щеки ее и влажные губы. Поволокший взгляд ее как-будто говорил ему: «Ладный ты мой, сладкий ты мой…»

      А Андрей подумал о Люси есенинскими словами:

      Молодая, с чувственным оскалом,

      Я с тобой не нежен и не груб.

      Расскажи мне, скольких ты ласкала?

      Сколько рук ты помнишь, сколько губ?

      Ему уже было неловко и, быть может, стыдно. И первые слова его были: «А где же твой велосипед?». Молча стряхнув с брюк колкие травинки, поспешил на воздух, где над крышей сеновала плыли по небу розоватые облачка и шепталась о чем-то листва сросшихся в пару берез.

      Да со скамеечки соседнего дома слышались песнопения дяди Коли и его любителя музыки – пса Августа. Старик исполнял застольную песню, а его товарищ ему «подпевал»:

      Хасбулат удалой,

      Бедна сакля твоя,

      Золотою казной,

      Я усыплю тебя.

      У-у-у-у-у!

      Дам коня, дам кинжал,

      Дам винтовку свою,

      А за это за все,

      Князь, отдай мне

      «У-у-у-у-у!» – подпевал пес…

      Глава 7

      Дядя Коля музицирует на скамеечке, односельчане не проходят мимо или слушают, притопывая ногой, или подпевают.

      Жизнь одинокого старика у всех на виду. Он, как переспелый гриб на лесной поляне. Этого горемыку никто не смеет обвинять в черствости души. Не потому ли в его доме, особенно по вечерам, собираются такие же бедолаги пожаловаться о боли в душе.

      В нем есть что-то такое к себе привлекающее, чего нет в других. Голос у него сильный, уверенный, как у кормчева парусного судна, попавшего в бурю, в борьбе за спасение жизней. Эту уверенность, конечно, дают прожитые годы испытаний. Недаром говорят: «Мать дает жизнь, а жизнь дает опыт». И если испытание человека не сломило, он становится ее победителем.

      Николай на фронте был пехотинцем, отведавшим всю тяжесть и трагедию первых лет войны. Но, получив тяжелое ранение в завершение сталинской битвы и полгода провалявшись в госпиталях, был отправлен домой. Его вытащила санитарка из воронки после взрыва мины и притащила