Про Клаву Иванову (сборник). Владимир Чивилихин

досадно, – весело проговорил инженер. – Ну ладно, обмозгуем потом, сейчас некогда…

      И Жердей пошел интересной такой походкой по цеху, как всегда ходил: он спешил – будто падал вперед, но упасть не мог, потому что вовремя подставлял свои голенастые ноги.

      А в депо, как увидела Клава, действительно всем было некогда. Суматохи и шуму явно прибавилось. В механическом не разбери-пойми что творилось. Все проходы были завалены неготовыми деталями, и Клава не понимала, откуда они берутся. Может, все еще консервировали старые паровозы? Или готовили ФД – чтоб ни сучка ни задоринки! – для перегона за Байкал? Или строительство новых цехов требовало столько железа?

      За весну станцию незаметно оплели толстые провода, и паровозы куда-то подевались. Старые механики собирались в «брехаловке», рассуждали о том, что паровоз – он-де машина живая, надо голову иметь, чтобы держать в порядке пар, воду и огонь, не то что в этом: включил ток – и поехал. И каждый паровоз свой характер имел. А идет-то, бывало! Попыхивает, погуживает, и парок от него, и тепло, и все втулочки в масле плавают. А этот гремит, будто мертвец костями.

      Стариков можно было понять, но оправдать – никак. Сколько паровоз сжирал угля – сам, наверно, того не стоил. И товарную станцию мы бы ни в жизнь не расшили без новых машин. Паровозы эти давно в печенках у нас сидели, а мы приспособились и думали, что так и надо. Ведь в ремонте к ним без кувалды не подступить. И в поездке ребята другой раз так уработаются – шатаются идут, честное слово. Покидай-ка уголек, покачай колосники, взрежь разок-другой шлак в топке тяжелыми резаками – запоешь. Да и это не все. Что паровоз требовал грубой силы – ладно, много еще разных работ, где сила нужна. Нас крушила грязища до глаз да зима. Одна поездка могла душу вынуть. По нашим местам сорок градусов – обычное дело, а тут вперед гляди, воду набирай, дышла смазывай. То золой горло закупорит, то морозом перехватит. Забежит другой раз кочегар с экипировки в «брехаловку» – мазутка на нем аж гремит, не человек, а черная сосулька. И что ты ему скажешь, если он начнет после поездки уравнивать, чтоб сорок градусов снаружи, сорок градусов внутри? Пошлет он тебя подальше с твоей моралью, и будь здоров. Нет уж, старики, спасибо! Хватит.

      Закоренелые наши паровозники перешли на ветку работать, сели на маневровые, чтобы как-то докантовать до пенсии. Кое-кто, правда, из старой гвардии с грехом пополам переучился, однако все больше силы набирала в депо молодежь, совсем зеленая. Мне и то они уже не были ровесниками, но ничего себе ребята подросли, не щеглы какие-нибудь. А старикам казалось, что путь их не по праву легок. Раньше человек полжизни кочегарил да помощничал, пока не сядет на правое крыло, а сейчас требовалось только образование да желание, и машинистов пекли, как оладушки.

      Хуже было в деповских цехах. Котельщики, промывальщики, слесари по паровым машинам, дышловики, гарнитурщики стали не нужны, а моторы да электрические схемы враз не изучишь. Некоторые не выдержали, бросили курсы, попродавали домишки и уехали дальше на восток, куда электровозы еще не дошли. Один мой давний товарищ – Захар Ластушкин – тоже собрался. Разговор