Сергей Дягилев. «Русские сезоны» навсегда. Шенг Схейен

едут в Триест, где проводят несколько дней. После этого плывут на пароходе в Венецию. Прибыв на место, Дягилев пишет матери первое письмо из города, которому предстоит играть столь важную роль в его жизни:

      «В первый день мы гондолы ещё не брали, а ходили, где можно, пешком. Взяли гида и шлепали по всему городу. Забирались между прочим на башню Святого Марка. Только вечером, так как была чудная луна, мы отправились кататься […] Тут только я понял, действительно, в какое волшебное царство я попал. Ты ведь меня понимаешь! Тому, кто не был в Венеции, описать невозможно всех ее волшебств[…]¹¹

      Следующий день мы посвятили на осматривание церквей и дворцов, все замечательно красиво, богато, но удивительно мертво и безжизненно. Жара была адская, вообще Венеция производит странное впечатление: иногда она до того красива, что хоть ложись и умирай, а иногда до того мрачна и вонюча, что хоть вон беги. В общем, это чудный, но несколько тоскливый городок»¹².

      Они посещают театр Ла Фениче. «Вечером мы отправились в оперу, давали “Миньону”. Опера нам не понравилась: во первых – скверный театр, а во вторых кроме двух-трех слушать невозможно. Мы зевали, зевали да и поехали к себе на Grand Canal,[39] не дождавшись конца»¹³.

      На следующее утро Дягилев прочел в газете, что знаменитый баритон Антонио Котоньи дает концерт в городке Рекоаро, в восьми часах езды от Венеции. Дягилев один (Дима ехать с ним отказался) поспешил в Рекоаро и даже купил билет на концерт. Дмитрий тем временем отправился в Милан.

      «Котоньи пел так изумительно хорошо, – пишет он матери, – что я чуть на шею ему не бросился. Я положительно не понимаю, как может человек в 60 лет так чудно петь и обладать еще такими средствами. После концерта я поехал сейчас же обратно. Пришлось ехать в горах три часа на лошадях. Я нанял фиакр и отправился, но тут разразилась такая гроза в горах, что я трепетал, как осиновый лист. Господи, какие страсти – гроза высоко в горах! Кое-как добрались до станции и в 2 часа дня я уже был в Милане. Оказалось, что Дима осмотрел уже Милан и 3 часа тому назад уехал в Belagio.[40] Я отправился наскоро посмотреть Милан и погнался за ним вдогонку»¹⁴.

      Как бы ни поражали усилия, предпринятые Дягилевым, чтобы послушать певца, еще удивительнее то, что он, до своей поездки не знавший как следует театр, был осведомлен о Котоньи[41] и был готов на все, чтобы его услышать. И то, что Котоньи через несколько лет выберет в качестве места жительства Санкт-Петербург и возьмет Дягилева себе в ученики по вокалу, принадлежит к числу тех странных случайностей, которых, похоже, было немало в жизни этого человека.

      В Падуе на Сергея сильное впечатление произвело величие церквей и католического богослужения. После посещения католической мессы по святому Франциску он напишет матери: «Господи, какая прелесть! Вообще, мама, есть опасность, что я перехожу в католичество»¹⁵.

      Дягилев очень мало пишет об искусстве Венеции и Падуи, хотя, конечно, оно не могло не произвести на него впечатления. До этого

39

См. примечание к «Введению».

40

Белладжо – город в Италии. (Прим. пер.)

41

Баритон Антонио Котоньи (1831–1918) был одним из величайших итальянских певцов золотого века бельканто. Он участвовал в премьерах опер Доницетти и Беллини, но больше всего прославился своими партиями в операх Верди, над которыми он работал вместе с самим композитором. В дальнейшем он стал знаменитым оперным педагогом. Среди его учеников – Беньямино Джильи и Джакомо Лаури-Вольпи.