Шелковый шнурок. Владимир Малик

пододвинул Кара-Мустафе кресло. Спросил:

      – Что заставило великого визиря осчастливить меня своим посещением?

      Кара-Мустафа решительно отстранил от себя кресло и долго всматривался в оливковое непроницаемое лицо придворного астролога, словно колебался – говорить или нет? Потом взял его за руку выше локтя и произнес тихо, но жестко:

      – Мунеджим-паша, ты должен оказать мне и всей нашей империи большую услугу…

      – Я слушаю, эфенди, – кротко ответил астролог, склоняя в поклоне голову.

      – Однако то, что ты услышишь, могут знать лишь Аллах и мы двое! – Кара-Мустафа поднял указательный палец. – Ты понял?

      – Понял.

      – Даже сам падишах не должен знать! И прежде всего – он! Ибо делается все это в его интересах…

      – Да, мой повелитель, – еще ниже опустил голову Мунеджим-паша, холодея от мысли, что сейчас узнает о тайне, за которую может поплатиться жизнью.

      Кара-Мустафа наклонился чуть ли не к самому его уху и едва слышно прошептал:

      – Слушай внимательно! Высшие интересы державы османов, величие и слава падишаха требуют полной победы в этой войне, которую мы начинаем на берегах Дуная…

      – Я это знаю, – тоже шепотом ответил паша.

      – Во главе нашего войска стал сам падишах… Его верные подданные встревожены тем, что ему будет угрожать опасность, ибо, как известно, на войне гибнут не только рядовые воины, но и полководцы… Мы все живем милостями падишаха, его светлым умом и его славой, а потому глубоко заинтересованы, чтобы он не подвергал свою драгоценную жизнь смертельной опасности, которая может подстеречь его в походе…

      – Да, я вполне согласен с этими мудрыми словами, эфенди. Что же делать?

      – Для падишаха лучше и безопасней возвратиться в Стамбул, где он будет забавляться с прелестными одалисками, устраивать милые его сердцу охоты, веселиться в мобейне, глядя, как шуты танцуют джурджуну[35]… Все это, конечно, приятнее, чем держать ногу в стремени боевого коня!

      – Безусловно, мой повелитель.

      – Кроме того, зеленое знамя пророка – слишком большая тяжесть для наместника Аллаха на земле. – Голос Кара-Мустафы оставался тихим, но суровым. – Зачем отягощать его земными заботами, когда есть миллионы верных подданных, которые с радостью возьмут эти тяготы на себя!

      Проницательный Мунеджим-паша давно догадался, к чему клонит великий визирь. Конечно же Кара-Мустафе хочется отправить султана в Стамбул, а самому – стать сердаром, заполучить лавры победителя. Однако хитрый царедворец ни словом не обмолвился о своей догадке. Он ждал не намеков, а прямого приказа.

      – Да, мой повелитель.

      – Значит, ты меня понял? – спросил Кара-Мустафа резко, потому что его начинало раздражать это льстивое, но уклончивое поддакивание.

      Астролог поморщился.

      – Не совсем, эфенди… Мне не ясно, что должен делать я.

      – Ты должен уговорить падишаха вернуться в Стамбул!

      – О! Но я всего лишь маленький

35

Джурджуна (тур.) – танец шутов.