Любовь и вечная жизнь Афанасия Барабанова. Игорь Фарбаржевич

слово, то карканье!.. А носы их видели?… Вороний клюв поменьше будет!

      Сравнение француза с вороном было точно подмечено. Если к тому же прибавить русскую поговорку, которая родилась в дни отступления непобедимой когда-то армии Бонапарта: «Голодный француз и вороне рад».

      – Так ехать будете, али как?… – напомнил о себе извозчик.

      – Будем-будем! – обнадёжил его Атаназиус и спросил Татьяну. – Вам в какие края, Татьяна Николаевна?

      – На Воронцовскую улицу, что на Таганке, – ответила девушка, беря в одну руку деревянный сундучок, в другую плетёную корзинку высматривая свободного извозчика. – Прощайте, господин Атаназиус! Счастливо вам до места доехать! Рада была познакомиться…

      – Погодите! – прервал её Штернер. – Я тоже рад! Но давайте сделаем вот что… Сначала я провожу вас на Таганку, а уж потом вернусь на станцию и возьму возок до одной из деревень.

      – Зачем же обо мне беспокоиться? – вспыхнула Татьяна. – Сама доеду. Не маленькая. У вас дела поважней будут…

      – И возок новый ни к чему брать, – встрял в разговор извозчик.

      – Так мне потом по делам из города ехать… – начал было объяснять ему Штернер.

      – А вы, барин, меня послушайте! И вы, сударыня, тоже. Довезу вас обоих – и на Воронцовскую, и… в какую деревню?…

      – В Воробейчиково, – уточнил Штернер.

      – Знаю такую. Аккурат перед Зуевом.

      – Точно, – кивнул молодой человек и обратился к девушке. – Ну, так как, поедем?…

      Та уже не отнекивалась.

      – Часа за три управимся, – добавил извозчик, ставя в сани их общую поклажу. – Ежели «на чай» дадите…

      – И на рюмку водки тоже, – шутя, пообещал Атаназиус, подстраиваясь под «русский обычай» и помогая Татьяне усесться в санях.

      – Крепких напитков не пью, – твёрдо сказал извозчик.

      – Что так?

      – Жена против.

      – Так ведь не узнает.

      – Болеет она у меня, барин. Не первый год. Лучше деньгой взять. На всякие там снадобья и на дохтура.

      – Вас как зовут? – спросила Татьяна.

      – Никифором, барышня. Двадцатый год в Москве извозничаю.

      Штернер сел в сани рядом с Филипповой. Никифор стал укладывать под ноги новых пассажиров мешки с сеном, а после прикрыл плечи обоих волчьей шубой.

      – Ну, с Богом! – сказал он, резво взобравшись на облучок и беря в горсть концы вожжей. – Фьють, Сивый! Двигай, голубь ты мой!

      Глава II

      ТАТЬЯНИН ДЕНЬ

      Твоё отрадное участье,

      Твоё вниманье, милый друг,

      Мне снова возвращают счастье

      И исцеляют мой недуг.

Кондратий РЫЛЕЕВ

      Само собой вышло, что в пути Атаназиус коротко рассказал Татьяне о своей жизни.

      Та, конечно, ахала и охала, иногда даже с недоверием смотрела ему в глаза, радовалась его победам, горевала над его бедами – за четверть часа прожила всю его жизнь и даже в конце немного подустала и поняла, что повзрослела сразу на несколько лет.

      Читатель вскоре и сам узнает историю