Любовь и вечная жизнь Афанасия Барабанова. Игорь Фарбаржевич

таинственной Татьяны послушно остановилась:

      – Спасибо… Прошу садиться…

      И показала рукой на два пустых фанерных ящика позади них. Вася и Маша присели.

      – Только, по возможности, сократите вашу историю до самого главного, – попросил он её.

      – Не волнуйтесь, – продолжил дух Татьяны. – Все события Прошлого, соединившись с Настоящим, продлятся мгновенья… Итак… 12 января 1836 года, дорожный дилижанс, из Вязьмы в Москву, привёз меня утром на Тверскую заставу…

      Часть первая

      НАЧАЛО ПУТИ

      Глава I

      ТВЕРСКАЯ ЗАСТАВА

      Листок иссохший, одинокий,

      Пролётный гость степи широкой,

      Куда твой путь, голубчик мой?

Денис ДАВЫДОВ

      12 января 1836 года, во вторник, к восьми часам тридцати минут утра, в Москву, на Тверскую заставу из Вязьмы, подъехал дорожный дилижанс на полозьях, запряжённый четвёркой каурых лошадей, облепленный на важах и горбке ручной кладью – от сундуков до корзин – с зажжёнными фонарями на крыше.

      Между двух невзрачных, стоявших по обеим сторонам дороги домиков караульни, носящей красивое название кордегардии, покачивалось на толстой, покрытой инеем цепи шлагбаума пёстрое бревно, расчерченное попеременно чёрными и белыми полосками. Оно висело на двух фонарных столбах у чугунной ограды, примыкавшей к дорожному полотну. Рядом стояли кирпичные столбы с двуглавыми орлами.

      Радостно залаял старый лохматый пёс Пушкарь – он узнал ямщика, у которого для него всегда были припасены вкусные гостинцы. Будь Пушкарь человеком, наверняка бы носил звание почётного часового-ветерана, как прослуживший на заставе всю свою жизнь – целых четырнадцать лет, а может быть даже и был бы награждён начальством каким-нибудь орденом «За собачью верность и преданность».

      Ямщик Гаврилыч – бородатый увалень в волчьей шубе и в шапке по самые брови, с жёлтым суконным вершком и черною овчиною опушкою, опоясанный жёлтым шерстяным кушаком, – тяжело спрыгнул с облучка и, погладив пса по холке, высыпал на снег горсть куриных костей:

      – Грызи, обжора, не бойсь!.. Косточки мягонькие, как раз для твоих трёх зубов!..

      Часовой-инвалид, дежуривший у шлагбаума – тот, что помоложе – крикнул Гаврилычу: «С возвращеньицем!» и побежал в тот из двух домиков, увенчанных с двухглавыми орлами, в окне которого горел свет – сообщить начальству заставы о прибытии нового экипажа.

      Но на крыльцо уже вышел сам унтер с рябым, заспанным лицом, с зажжённым фонарём в руке и наброшенной на плечи шинелью Караульный офицер спустился к дилижансу, открыл дверцу, со стеклянным окошком и бархатными занавесками и, подняв над головой ручной фонарь, заглянул в экипаж. Скорее всего, по привычке, чем строго, произнёс скрипучим простуженным голосом:

      – Приготовьте паспорта и подорожные, господа!..

      В душном полумраке, на двух диванах, обитых красным бархатом и стоящих друг перед другом, расположилось четверо пассажиров. Увы! Прилечь в дилижансе было нельзя – не то, что в «ямских санях» –