Щепоть зеркального блеска на стакан ночи. Дилогия. Книга вторая. Сен Сейно Весто

Привычная утомленность массой приятных впечатлений. Рядом прелестное создание в мини с чуть подпорченным личиком: взгляд мимо – не сразу. Непонимание. Запах одеколона.

      Двое на заднем. Отсюда шло терпение и запах большого хорошо. Скучающие взгляды и, в общем, держатся на уровне, не хватаются за карманы, не орут, не зевают в лицо и пока молчат. Снова кирпичная стена, объяснить заново. Сдержанность и спокойствие, будем терпеливы, сдержанны и спокойны. В конце концов, мне нет сейчас никакого дела, насколько иначе они все воняют и жрут от меня.

      Довольно ли теплоты в голосе?

      Мужчина продолжал смотреть непонимающе.

      – Кх-акой собакам, слушай?! – тихо вскричал он, возмущенно заскрежетав сцеплением. – О людях давай будем думать, да?

      Он говорил что-то еще, что-то про чашу и терпение, но его уже было не слышно. Внизу все также шумела за деревьями вода. Он сказал себе, что время, наверное, еще есть.

      Догнать. Достать из створок раковины податливое, рывком извлечь из мягкого кресла. Один удар по касательной основанием указательного в адамово яблоко, один прямой удар в височную часть. Поздно. Но это еще не конец дня, это вообще еще не конец ничего, будемте терпеливы, сдержанны и спокойны, оставаться тут смысла нет. Если бы только Лис пережил эту ночь. Нет, не говорите сейчас мне, не все так скверно, раз пережит такой день. Все, что пока можно сделать – это разжечь большой костер, похоже, это будет самая трудная и бесконечная ночь из всех: пусть он горит и не гаснет всю ночь.

      Решив перенести сюда Лиса, развести прямо посреди дороги огонь и во что бы то ни стало остановить к утру хоть что-нибудь, он стал спускаться вниз. Было уже довольно темно. Кажется, последний раз он так пил в далеком детстве, совсем маленьким, машина застряла тогда в открытом поле вдали от деревни и им с бабушкой пришлось долго топать под солнцем. Потом ждали еще попутку, но только ничего не было, и он с ума сходил от жажды, они шагали снова и бабушка всю дорогу закрывала ему голову шерстяной кофтой и кормила яблоками, потому что пить они ничего не взяли, не думали, что так получится. Яблоки были мелкие, желтые, сочные и, как назло, очень сладкие, до тошноты сладкие, он не хотел их, он смотреть на них не мог, и продолжалось все это, пока их не подобрал какой-то разбитый вонючий автобус. Видимо, после того случая он возненавидел яблоки. Когда он наконец дорвался до бившего из-под камня слабенького родничка, он думал, что лопнет, но не уйдет, пока не выпьет все. И еще он думал, что надо бы поосторожнее в другой раз думать, поосторожнее обращаться с этими картинками в голове, а то может получиться совсем плохо. И всю дорогу до, и всю дорогу после, и все время, пока пил, он не переставал думать: сломалась бы машина утром, на которой они ехали с бабушкой, если бы он не представил себе в самом начале, что будет думать, что вот она сломается и потом он будет есть желтые яблоки и умирать от жажды?

      Прилагая