Ад и рай. Hamit Ikramovich Izmaylov

ржание своего коня, Кали-ага сорвал со стены ружье и, на ходу заряжая его, выскочил на улицу и с колена несколько раз выстрелил в жеребца со словами: «Я тебе покажу, чтобы ты знал, что моего коня нельзя трогать!» Нахал убежал, прихрамывая на заднюю ногу. Разъяренного председателя еще долго успокаивали собравшиеся гости. Я не помню, какое было ружье, не помню звука выстрела. Все время мне казалось, что это была воздушка, но почему-то Кали-ага засыпал дробь через дуло. На другой день я видел, как старики, свалив жеребца, ножичком выковыривали дробь из его бедра. Еще долго в детские годы хотелось быть таким же стремительно горячим, не давать в обиду никого, разносить ради этого все в пух и прах. Обычно рассудительный и уравновешенный, Кали-ага был отличным рассказчиком, хорошо играл на домбре, неплохо исполнял народные песни. Видимо, этот дар перешел по наследству к Доскану.

      Когда я гостил в колхозе у родителей Доскана, мне было 8 лет. Я часто бывал в доме у его деда по матери. Звали его Абіш. Это был высокий стройный старик. При посещении райцентра он всегда останавливался у моего деда по матери. Абіш-аксакал был очень верующим, богобоязненным человеком. Никогда не пропускал намаз. Запомнился мне его большой тулуп мехом наружу из шкур еликов – косуль.

      Как ни странно, бабушку его совершенно не помню, хотя она меня всегда угощала чем-нибудь вкусным. К моменту рождения Доскана их уже не было в живых. Возможно, этот маленький эпизод будет интересен для знаменитого артиста и его потомков. Еще помню, что у него в санях всегда была кошма, как он говорил, для намаза в пути. После того, как распрягал лошадь, обязательно заносил в сени тулуп и эту кошму, чтобы на нее в санях не легла собака и не осквернила. Тогда, по его мнению, она станет непригодной для намаза.