Рыжий. Василий Головачев

чёрствости и отсутствия у людей сочувствия.

      Пришлось встать и притворить окно: несмотря на холод и сентябрьскую промозглую сырость, спал Максим с открытой форточкой. И заснуть ему удалось только после того, как кот умолк.

      Наутро сестра Таня сообщила, что кот соседский, ворюга и бандит, ворует всё и у всех, и соседка давно пытается избавиться от него, выгоняет на улицу и травит.

      – Зачем? – не понял Максим. – Не жалко скотину мучить? Взяла бы и усыпила в ветлечебнице.

      – Так за это платить надо, – простодушно пожала плечами сестра, которая тоже не любила котов, чего и не скрывала. – А Чума всем надоел, сосед Вовка Спирин в него стрелял даже, жалко, что не попал.

      – Неправильно это, – осуждающе покачал головой Максим; он-то в отличие от Татьяны животных любил, а в детстве, когда жил с родителями, дружил с котами и часто заступался перед бабкой Нюрой за Барсика; кот по ночам спал у него в ногах.

      По плану в этот приезд собирался с друзьями посетить кладбище, где были похоронены все его предки и друг детства Лёха Шилов, а потом съездить на рынок, купить кое-что для вечерних посиделок.

      Он практически каждый год приезжал из Москвы в Жуковку на машине и собирал старую школьную компанию, останавливаясь то у тётки Ксени, то у тётки Вали (родители разошлись, отец уехал в Сибирь, мать в Белоруссию), а когда двоюродная сестра Татьяна купила в Жуковке частный домик и переехала туда из Брянска, начал квартироваться у неё.

      Кота по кличке Чума он увидел возле машины, которую ставил во дворе дома; гаража у Татьяны не было. Здоровенный пушистый рыжий кот сидел у колеса и, когда Максим вышел, уставился на него огромными зелёными глазищами. И такая у кота стояла в глазах тоска, такая вселенская скорбь, что у Максима ком встал в горле. Он замер.

      Замер и кот, глядя на человека.

      Максим присел на корточки.

      – Плохо, да, рыжий? Есть хочешь?

      Глаза у кота стали ещё больше, зрачки расширились.

      – Обижают? – продолжал Максим. – Хочешь, вынесу чего-нибудь?

      – Мяк?! – не промяукал – сказал котяра.

      Максим улыбнулся.

      – Подожди, сейчас вынесу.

      – Что-то забыл? – спросила Татьяна, когда он появился на кухне.

      – Кота хочу покормить. Есть чего-нибудь, косточки там, молоко?

      – Ещё чего, – удивилась дородная, полная, с толстыми ногами и животом, пятидесятилетняя женщина, пережившая двух мужей. – Яду ему, а не косточек.

      – Тань, ты куриный суп собралась готовить, отрежь гузку и лапы и не ругайся, божья тварь таки.

      Поворчав, сестра обрезала тушку курицы.

      Кот не ушёл, хотя и сидел теперь за углом дома, перед кустами малины, готовый чуть что скрыться.

      – Вот, принёс, Чума, – показал курятину Максим. – Хреновую кликуху тебе дали. Буду звать тебя Рыжий, если не возражаешь. Приходи вечером, ещё чего-нибудь вынесу.

      Он бросил мясо ближе к забору.

      Кот проводил куски взглядом, вопросительно и недоверчиво глянул на человека.

      – Ешь, не яд, – засмеялся Максим. – А то я подумаю, что ты не голоден.

      Кот не спеша подошёл к мясу, понюхал, ещё раз удивлённо посмотрел на Максима, потом ухватил ближайший кусок зубами и даже не съел – проглотил всю порцию за пару секунд, судорожно обнюхав дёрн вокруг.

      Стукнула дверь: вышла сестра.

      Кот махнул в кусты, исчез.

      – До вечера, – проводил его глазами Максим.

      – Чума? – спросила Татьяна.

      – Рыжий, – ответил он.

      Вечером кот не пришёл. Зато заорал ночью.

      Максим достал из холодильника кастрюлю с супом, выловил два куска курятины, вышел на крыльцо.

      Дождя не было, но тучи затянули всё небо, дул неприятный, холодный ветер, и невольно вспоминалось русское: в такую погоду хозяин собаку из дома не выгонит.

      – Рыжий, – позвал Максим.

      Раздался шорох. По забору царапнули когти, в отсвете фонаря на улице проявилось жёлтое пятно, фосфорически мигнули глаза.

      Максим положил мясо на ступеньку крыльца, поднялся повыше.

      – Ешь.

      Кот приблизился. Вид у него был пришибленный, с правого бока исчез клок волос, за ухом виднелся шрам, правую лапу он держал как-то странно, практически не наступая на неё.

      – Что у тебя с лапой?

      Тон подействовал: вряд ли со зверем кто-либо разговаривал так мягко.

      – Мяк, – коротко сказал кот, сделав ещё шаг.

      – Подрался с кем? – покачал головой Максим. – Или попал под облаву? Иди, ешь, не бойся, никто тебя не тронет.

      Кот преодолел страх, подошёл, хромая, проглотил курятину, облизнулся.

      Максим осторожно нагнулся, взял его на руки, обнаружив, что весит он от силы три-четыре килограмма и дрожит мелкой дрожью.

      Снова в горле застрял ком.

      – Пойдём,