Республика воров. Скотт Линч

ответила Терпение. – Представьте себе, что яд – это искра, тлеющая в древесине. Если искра разгорится в пламя, то Локк умрет. Необходимо, чтобы она вспыхнула в другом месте, чтобы огонь поглотил не плоть, а нечто иное, а затем угас сам собой.

      Еще с четверть часа Терпение и Хладнокровие наносили странно пахнущими чернилами замысловатую вязь загадочных узоров на лицо, руки и грудь Локка. Он изредка бормотал что-то неразборчивое, но не шевелился и ни на что не жаловался.

      Пока чернила сохли, Хладнокровие принес откуда-то высокий железный подсвечник и установил его напротив стола, перед закрытыми кормовыми окнами. Из ларца Терпение достала три белых свечи.

      – Восковые свечи из Каморра, – объяснила она. – И железный подсвечник каморрской работы. Разумеется, вещи краденые, что позволяет установить прочную симпатическую связь с вашим несчастным другом.

      Она согрела одну свечу в ладонях, и воск обрел сияющую прозрачность. Серебряным ножичком Хладнокровие переложил на свечу Локковы волосы и обрезки ногтей, размазал по воску капли крови. К безмерному удивлению Жана, воск словно бы впитал в себя все «самое необходимое».

      – Образ безымянный, нарекаю тебя именем, – возгласила Терпение. – Создаю тебя, носитель крови, тень души, обманный сосуд! Передаю тебе плоть живущего, но не имя его духа. Ты – он и не он.

      Она вставила свечу в подсвечник, а потом провела ту же церемонию с двумя оставшимися.

      – А теперь не двигайтесь, – негромко сказала она Локку.

      – Можно подумать, я тут пляшу, – буркнул он.

      Хладнокровие взял моток веревки и вместе с Терпением прочно примотал ноги Локка к столу.

      – Кстати, – сказал Локк, – прежде чем приступить к своему черному делу, дайте мне побыть с Жаном наедине. Мы служим богу, от которого вам лучше держаться подальше, и…

      – Мы не станем мешать вашим священным обрядам, – ответила Терпение. – Но не мешкайте, а главное – ничего не трогайте.

      Терпение и Хладнокровие вышли из каюты, плотно прикрыв за собой дверь. Жан опустился на колени у стола.

      – От ее зелья у меня мозги закисли, но теперь вроде соображать полегче стало, – сказал Локк. – На меня сейчас, наверное, смотреть смешно.

      – Ох, да на тебя всегда смотреть смешно!

      – Да пошел ты… – усмехнулся Локк. – Слушай, а этот твой энд-ликт-ге… как его там?

      – Endliktgelaben.

      – Ага, он самый. Ты его нарочно придумал, чтобы меня разозлить, или это все на полном серьезе?

      – Ну, вообще-то, я тебя разозлить хотел, – поморщился Жан. – На полном серьезе. Сказал, что думал. Не знаю только, правда это или нет. Хочется верить, что нет. Но когда тебе приходит в голову винить себя во всех наших бедах, то ты становишься совершенно невыносим, гад эдакий! И вот это чистая правда.

      – Знаешь, Жан… если честно, то умирать совсем не хочется. Может, это потому, что я трус и сердце у меня цыплячье. Нет, на магов мне насрать, и деньги их мне не нужны, но вот… умирать я не хочу. Не желаю!

      – Ш-ш-ш! Успокойся, – сказал Жан. –