Земляника на пальцах. Андрей Таран

горючая вода, дорогой друг! – сказал барон Пампа. – Знаю-знаю: баронесса категорически против. Но мы ведь не станем ее пить! Мы со всей щедростью угостим ею наших новых друзей!

      – Не стоило отсылать останки отца Аримы и его собратьев привязанными к телеге в непотребных позах. Каюсь: тогда я сам, учитывая визит в ваши замечательные погреба, счел идею превосходной. Но, в конце концов… они были солдатами Святого Ордена.

      Барон насупился и промолчал.

      Армия растекалась под стенами замка огромным масляным пятном. В авангарде плелись разномастные толпы рекрутированных арканарцев: вчерашних лавочников, ремесленников, бродяг, мясников, пекарей, зеленщиков, грузчиков и портовых нищих – всех тех, кто не сумел вовремя вывернуться из-под железной длани Святого Ордена. Будто коровье стадо, брели они к месту забоя, и в согнутых спинах, в опущенных головах и вялом разброде всякий опытный воин без труда угадывал одну лишь слепую покорность. Среди этого людского месива, набранного скорее для очистки города, чем для помощи в сражениях, более-менее пристойно выглядели шеренги Патриотической школы и бывших королевских гвардейцев.

      Вслед за низким сословием двигался отряд благородных донов. Пестрые вымпелы трепетали на ветру, лихо топорщились усы, плащи – чаще ветхие и в заплатах, реже расшитые жемчугом и золотом – хлопали за спинами бравых всадников. Безлошадные доны, слишком бедные, чтобы позволить себе боевого коня, но слишком благородные, чтобы месить сапогами дорожную грязь, заняли обоз. Их вопли и перебранки перекрыли даже скрип телег, мычание, мекание и блеяние скота, злые окрики возничих и визги пьяных шлюх.

      В арьергарде шли роты орденской конницы – три идеальных каре молчаливых черных бойцов, в надвинутых на лица клобуках, с ровными рядами вздернутых к небу пик.

      Взглянув на монахов, барон Пампа озабоченно прикусил пышный ус.

      – Горючая вода… – отец Кабани вздохнул. – Для произведения веселых фокусов и растопки сырых дров, значит…

      В последнее время Антон часто вспоминал Вагу Колесо: как он представлял ночного короля вывезенным на Землю, как видел его пауком в светлой комнате с зеркальными стенами.

      Теперь он думал про паука, глядя на свое отражение.

      Его не запирали в клетке. Напротив, он был свободен и, по большей части, предоставлен сам себе. Деликатный присмотр Пашки, вчерашнего дона Гуга, почти не докучал; изредка наведывалась в гости Анка; раз в месяц штатный психолог Института назначал Антону сеансы терапии.

      Сегодня был как раз такой день. Ненавистный день.

      В белоснежной приемной его встретила невысокая тоненькая девушка с иссиня-черным каре. «Новенькая, – подумал Антон. – Еще один человек, который сам для себя вынужден решать, кого он видит: преступника или увечного».

      – Маша, – представилась девушка и протянула узкую ладошку. – Доктор сказал провести перед сеансом полное обследование. Вы не волнуйтесь, это быстро.

      Антон промолчал. В последнее время он не часто говорил с незнакомцами, и еще реже пожимал руки симпатичным девушкам. Сравнивая себя с пауком, он представлял прозрачную комнату, сквозь стены которой его разглядывают умные, добрые, готовые к прощению лица. Вот только перегородка, как бы незаметна она ни была, никуда не пропадала. Она умница и большая помощница, эта перегородка: с ней просто быть милосердным, не соприкасаясь.

      А еще все они экспериментальные историки, ученые, и у них есть собственный бог, имя которому – знание. Ради этого бога сам Антон, в бытность доном Руматой, препарировал психотипы множества диковинных арканарских тварей: убийц, воров, растлителей, садистов, предателей… Так разве он может жаловаться, если бог знания требует изучить его самого? Не покарать, не уничтожить, не простить – а аккуратно разобрать и вывернуть наизнанку, чтобы удалить лишнее и извлечь полезное для будущих экспериментов и экспериментаторов?

      Обследование и вправду было недолгим. Антон лег на кушетку, медсестричка пробежала пальцами по виртдисплею, из-под потолка упала паутина из проводков, датчиков и полупрозрачных светящихся конструкций – пара минут, и Маша помогла ему встать и проводила в кабинет.

      – Полтора года я наблюдаю вас, – сказала штатный психолог Института, дама с печальными глазами, – и знаете, что вижу? Вы саморазрушаетесь, Антон.

      – Намекаете на суицид? Могу заверить, что не собираюсь…

      – Вы – нет, но тело говорит о другом. С каждым месяцем показатели все хуже. И означает это только одно: вы не принимаете помощь. Вы, Антон, восстаете против законов Земли и требуете сурового наказания персонально для себя. Вы не согласны на прощение, потому что не готовы простить сами. Как в Арканаре поступают с преступниками?

      – В последнее время вешали, иногда – сжигали.

      – Что ж, предположу: вы подсознательно требуете очистительного костра. Вы, Антон, жаждете страданий. А я не в состоянии вас переубедить – и никто не сможет – потому что вы глухи к любым доводам. Вы сами вынесли приговор, отказали самому себе в обжаловании и теперь медленно приводите его в исполнение.

      «Скорей