У каждого своё детство (сборник). Владимир Токарев

Я видел, что играя со мной, да еще всегда с удовольствием, он часто сам превращался – едва ли не в моего сверстника.

      Например, не однажды на моих глазах, он как конфету съедал кусок мела, впрочем, объясняя мне это тем, что мел очень хорошо укрепляет зубы. Лично у меня – сколько себя помню – зубы были всегда плохие. Слава догадывался – нет ли, что у меня зубы будут плохими, но так или иначе, таким не премудрым способом рекомендовал все же укреплять их.

      Еще помню, быть может, сознательно воспитывая во мне мужество, он не раз прибегал к следующей, многим известной, игре-тренировке /мне тогда было, я думаю, не меньше 5-ти – 6-ти, а то и 7-ми лет/.

      Взяв в руку какой-нибудь нож: перочинный, столовый, он начинал острием его барабанить между широко расставленными пальцами своей второй руки, горизонтально положенной на какую-нибудь, подходящую для этого дела, плоскость: обычно на табурет, кухонный стол или же подоконник. И, копируя Славу, я ел мел, и пытался барабанить ножом, который он мне давал, между также широко расставленными своими пальцами. Однако эти попытки свои я очень быстро оставил, – из-за порезов – мелких ран, при этом нанесенных себе ножом, перейдя в дальнейшем, во время такой же игры-тренировки, на осторожное, медленное выполнение этого упражнения.

      Еще примечательно, этот Слава был довольно сильно похож на популярного французского киноактера 50-ых годов – Жерара де Филиппа, сыгравшего в эти 50-ые годы главные роли в художественных фильмах «Фанфан-тюльпан», «Красное и черное» и, кажется, «Пармская обитель». Разглядел я это сходство не сразу, позже, когда мои родители купили в 1956-ом году телевизор «КВН», по которому тогда, помимо прочего, показывали, в том числе и эти фильмы.

      – Будешь с нами обедать? /в комнате за обеденным столом сидела сестра Славы/ – спросила Агриппина Семеновна, видя, что я стою, так сказать, в нерешительности. Обедать для меня, очевидно, поздно проснувшегося, было еще рановато, но я согласился, кивнув головой; согласился из-за того, чтобы побыть – раз уж я пришел – хоть сколько-то времени в компании опять подсознательно интересных, загадочных даже для меня людей, ибо все семейство этих соседей было верующее, я бы сказал, даже набожное, что для тех лет, известное дело, было явлением очень редким. Нательные крестики, на цепочках цвета золота, носили все три члена этой не полной семьи; в углу их комнаты, на заметной высоте, на полочке покоилась икона с никогда не меркнущей лампадой; в комнате также имелась – как минимум – одна божественная книга, первым, что приходит на ум, – Евангелие или Библия.

      Агриппина Семеновна подставила для меня стул к обеденному столу и положила на стул что-то мягкое, относительно высокое – я понял – для того, чтобы я мог, из-за моего – опять – малого роста, удобно устроиться за этим их обеденным столом.

      – Иди, садись, – позвала она.

      Я подошел к столу и, взгромоздившись на стул, уселся на последнем.

      Сестру Славы я как-то совершенно не помню, – в том плане, что для