Предпоследняя жизнь. Записки везунчика. Юз Алешковский

чья-то воля

      лишь опустив усы в бокал

      интеллигентный алкоголик

      о демократии вздыхал

      за все грядущее в ответе

      мы рты замкнули на засов

      о детях думали, но дети

      не поняли немых отцов

      а вождь смотрел на нас с портрета

      непостижим непогрешим

      в Неметчине случилось это

      тяжелый был тогда режим…

      Мне еще повезло: согласно моде и профсоюзным чудесам предки сделали потрясный, чисто шахматный ход; они по блату устроили меня в крутой английский детсадик при органах, чтоб как-то закамуфлировать врожденное знакомство невинного ребенка с основным шпионско-империалистическим языком, подло окружившим страну первого в мире светоча коммунизма; заодно, по категорическому настоянию баушки, взяли аспирантку, чтобы занималась со мною латынью; вот какой фарт клюнул мне в задницу; вместо комплексюг поселилось в психике сплошное удовольствие; меня уже открыто называли вундеркиндом; однажды пригласили поучаствовать в телепередаче; передачка оказалась дешевенькой, но предки стали выдавать бабки на интересные книги, а я, им в ответ, постарался учиться на четверки, если не считать арифметики и алгебры, которые мой мозг отказывался воспринимать, – не считал он их предметами своего интереса; получал я по ним тройки только благодаря помощи Маруси, той самой соседки по парте.

      Но мать все равно вечно причитала: «Горе ты наше горюшко, откуда ты только такой взялся с чужими-то словечками?.. Господи, ответь, за какие такие грехи выпало на нас внеочередное страдание, когда за холодильником третий год стоим, ни хрена не получим?»

      Не понимали бедняги-предки, какой высоконаучный вопрос ставят они перед вечно помалкивавшими Небесами, по-моему, принципиально не желавшими отвечать людям не то что ни на один из неразрешимых мировых вопросов, но и на чисто бытовые недоумения тоже.

      В школе болтал я на английском лучше учителей, которых поражал запасом слов и мгновенным вниканием в различные идиомы; правда, никто из них не знал, что в памяти моей бездонной хранятся целые странички прочитанных книг и чуть ли не весь «Краткий русско-английский словарь», и все это куплено было в магазине «Иностранная книга» на бабки, сэкономленные на мороженом и конфетах; и все книги не просто хранятся, а жаждут поскорей сплести свои странички со страничками французского, немецкого и итальянского словарей – со всеми в них словами, словно бы чующими то близкое, то далекое, однако ж явное между собою родство; узнавание его в языках с каждым годом сознавалось мною все ясней, все сильней; оно требовало свободы восприятия и мышления, как воздуха, как воды, как жратвы, как сна и сновидений; хотя однажды до меня дошло, что за неким пределом – стоп: здесь, в глубинах глубин, владычествуют тайны тайн, поэтому в материнские и отчие лики Праязыка никогда не взглянуть ни одному из смертных.

      О«кей,