Восход Эндимиона. Дэн Симмонс

кардинал развернул карточку, переписал с нее имя и передал второму, тот, отметив карточку, протянул ее третьему и последнему – Куэзнолю. Куэзноль громко и отчетливо объявил имя и лишь затем сам расписался на бюллетене.

      Кардиналы тотчас записали имя на скрайберы. После Конклава скрайберы соберут и файлы уничтожат, чтобы не осталось никаких записей о ходе выборов.

      Итак, подсчет голосов продолжался. Кардинала Лурдзамийского – как и остальных присутствовавших – интересовало одно: смогут ли кардиналы-отступники реально ввести в игру новую фигуру.

      Огласив очередное имя, Куэзноль одну за другой нанизывал карточки на нить, протыкая иголкой слово «eligo». Когда были зачитаны все бюллетени, на обоих концах нити завязали узлы.

      Избранника пригласили в капеллу. Стоя у алтаря в простой черной сутане, он казался смиренным и несколько растерянным.

      Встав, декан коллегии кардиналов спросил:

      – Принимаешь ли ты свое каноническое избрание на Святой Престол?

      – Да, принимаю, – ответил священник.

      При этих словах перед ним поставили кресло с балдахином. Декан простер руки и возгласил:

      – Принимая твое каноническое избрание, все собравшиеся – перед лицом Бога Всемогущего – признают тебя епископом римской Церкви, Папой и главой коллегии епископов. И да поможет тебе Господь.

      – Аминь. – Кардинал Лурдзамийский потянул за шнур и опустил балдахин.

      Балдахины опустили все восемьдесят три присутствовавших и тридцать семь голографических образов. Лишь новый Папа не опустил балдахина. Священник – теперь Верховный Понтифик – сидел в своем кресле, откинувшись на подушки.

      – Какое имя ты избираешь для своего понтификата? – спросил декан.

      – Я избираю имя Урбан Шестнадцатый, – ответил священник.

      По капелле пронесся шепоток. Декан протянул руку, помог Папе подняться и вместе с помощниками вывел его из капеллы.

      Кардинал Мустафа сказал, повернувшись к кардиналу Лурдзамийскому:

      – Он, должно быть, имел в виду Урбана Второго. Урбан Пятнадцатый жил в двадцать седьмом веке – жалкий трус, способный только детективы читать да писать трогательные послания бывшей возлюбленной.

      – Урбан Второй, – задумчиво протянул кардинал Лурдзамийский. – Да, конечно.

      Через несколько минут декан и его помощники вернулись вместе со священником – теперь уже Папой, облаченным во все белое – белая сутана, белая шапочка, широкий белый пояс. Кардинал Лурдзамийский – как и все остальные – опустился на колени прямо на каменный пол, и новый понтифик дал свое первое благословение.

      Карточки сожгли, предварительно плеснув в огонь bianco, чтобы дым был по-настоящему белым.

      Кардиналы вышли из Сикстинской капеллы и направились древними коридорами в собор Святого Петра. Декан кардинальской коллегии объявил с балкона многотысячной толпе имя нового Папы.

      Среди пятисот тысяч людей, собравшихся в то утро на площади Святого Петра,