Падение Гипериона. Дэн Симмонс

красные – только глазок, контролирующий узелки и волокна системы жизнеобеспечения, мигает желтым. Голова Хойта запрокидывается, и Вайнтрауб замечает похожий на гусеницу свежий шов, соединяющий рваные края рассеченного горла. Он пытается нащупать пульс, но безуспешно. Тогда Вайнтрауб склоняется над священником и прикладывает ухо к его груди. Сердце не бьется, зато крестоформ обжигает его щеку. Сол поднимает глаза на Ламию:

      – Шрайк?

      – Да… мне так кажется… не знаю даже. – Она взмахивает пистолетом. – Я выпустила всю обойму… Двенадцать пуль, и не знаю, в кого.

      – А вы видели? – спрашивает Консул Кассада.

      – Нет. Я вошел туда через десять секунд после Брон, но ничего не заметил.

      – Ну а хреноскопы вашего превосходительства? – вопрошает Мартин Силен. Его затиснули в дальний угол палатки, где он и сидит, скорчившись, как эмбрион во чреве. – Разве все это тактическое дерьмо ничего не уловило?

      – Нет.

      Из медпакета раздается тревожный зуммер; Кассад достает еще один плазмопатрон, вставляет в гнездо пакета и, опустив забрало, чтобы лучше видеть в песчаной буре, вновь устраивается на корточках перед выходом. Сквозь шлемофон его голос неузнаваем:

      – Он потерял больше крови, чем можно компенсировать в наших условиях. У кого еще есть аптечка первой помощи?

      Вайнтрауб роется в своем мешке.

      – У меня с собой стандартный набор. Но его недостаточно. Горло перерезано со знанием дела.

      – Шрайк, – шепчет Мартин Силен.

      – Не важно. – Ламия обхватывает руками колени, чтобы унять дрожь. – Мы должны ему помочь! – Она смотрит на Консула.

      – Он мертв, – констатирует Консул. – Даже бортовая операционная не вернет его к жизни.

      – Но мы должны попытаться! – кричит Ламия, схватив Консула за рубашку. – Мы не можем отдать его этим… исчадиям! – Она указывает на розовый крестоформ, светящийся под кожей мертвеца.

      Консул трет глаза.

      – Можно уничтожить тело. Винтовка полковника…

      – Мы все сдохнем тут, если не выберемся из этой бури, мать вашу! – вопит Силен. Палатка ходит ходуном, при каждом порыве ветра парусиновый полог хлещет поэта по затылку и спине. Песок бьется о ткань, завывая, как стартующая ракета. – Вызывайте ваш проклятый корабль! Вызывайте!

      Консул прижимает к себе рюкзак, словно защищая лежащий в нем комлог. Его щеки и лоб блестят от пота.

      – Мы могли бы переждать бурю в какой-нибудь Гробнице, – предлагает Сол Вайнтрауб. – Например, в Сфинксе.

      – Идите вы знаете куда? – рычит Мартин Силен.

      Ученый, еле ворочаясь в тесной палатке, поднимает глаза на поэта.

      – Вы проделали весь этот путь, чтобы найти Шрайка. А теперь, когда он, по-видимому, появился, передумали?

      Силен злобно сверкает глазами из-под надвинутого на лоб берета.

      – Скажу вам одно – я хочу, чтобы этот сраный корабль был здесь и не-мед-лен-но!

      – Неплохая мысль, – замечает вдруг полковник Кассад.

      Консул