Русский экстрим. Саркастические заметки об особенностях национального возвращения и выживания. Кирилл Привалов

ко лжи, сами не подозревая, что говорят правду. Но, как выяснилось позднее, это был не тот случай…

      С первых минут общения с шоколадной командой мне сделалось жутко неловко. Прежде всего: как к ним обращаться? «Господа негры»? Неполиткорректно, даже во Франции, где пофигизм и пренебрежение по отношению к иностранцам являются национальными чертами. «Товарищи черные»? Тоже не подходит: гусь славянину не товарищ. Просто «господа»? Тьфу восемь раз! Язык не поворачивался… Тем более что они все время чирикали между собой исключительно на диалекте «креоли», понятном мне в такой же степени, как язык гордых вайнахов, и демонстративно подчеркивали свою полную от меня отстраненность. Поэтому после раздумий я решил к ним обращаться исключительно демократично: «Ребята!» Как-никак я и сам – из бывших советских трудящихся.

      Веселые ребята – и это меня обидно поразило – были потрясающе экипированы. В их распоряжении были разногабаритные ящики-крафт из прочного, плотного картона, специальная упаковочная труха из маленьких кусочков пенопласта, полиэтиленовая пленка с пузырьками воздуха и – самое главное! – огромное количество бумаги. В эту бумагу они, как машины, заворачивали все подряд. Получались пухлые, почти как снежные, шары, которые они складировали в картонки. Причем, как мне показалось, смуглокожие парубки соревновались в том, кто слепит шар побольше и пообъемистее. Когда я заглянул на кухню, увидел совершенно кафкианскую картину: первый чернокожий брал с полки по одному предмету, а второй с невозможной для человека быстротой закатывал его в ворох упаковочной бумаги. После этой операции оставалось только впихнуть пухлый ком в коробку – можно сказать, индивидуальную для каждого предмета. Так, пылесос оказался у меня запакован в целых шесть (!) картонок. Причем для каждой из щеток был предусмотрен свой ящик.

      Эти манипуляции показались мне более чем странными. Я обратился за разъяснениями к дяде Тому, но тот, выслушав меня, принялся белозубо и заливисто хохотать в голливудском стиле Эдди Мэрфи. Затем выпучил на меня глаза с розовыми белками и сказал лишь одну фразу.

      – Все должно быть хорошо упаковано.

      Меня при всей моей любви к французской лапидарности такой лаконизм вовсе не устраивал. Я выразил недоумение, мотивируя тем, что перевозчики, работая так, грубо забивают объем, я же плачу как раз за место в контейнере. Но дядя Том из тропиков отличался непростым характером.

      – Все должно быть хорошо упаковано, – медленно и тщательно повторил он и сжал кулаки, каждый из которых оказался в полтора раза больше моей головы.

      Я вспомнил, как мой южноафриканский коллега Дирк Бота рассказывал мне когда-то об обучении на шахтах ЮАР бушменских горняков. Инструкторы-африканеры объясняли им самым доступным для туземцев способом, что из себя представляет взрывчатка, закладываемая в карьеры открытой добычи минералов:

      – Видишь камень? Этот камень взрывается! Бум-бум!.. Зарываешь его в землю – и беги, как