Материнское воскресенье. Грэм Свифт

даже ко лбу прилипли. Однако ею тоже отчасти овладела та высокомерная нескромность, что была так свойственна ему – и сейчас, пожалуй, именно он был слугой, поднесшим ей сигарету.

      А ведь всего два часа назад она по телефону называла его «мадам»! Ведь это его голос звучал тогда в трубке, и, хотя у нее от неожиданности даже голова закружилась, ей пришлось моментально взять себя в руки, ибо дверь в ту комнату, где завтракали господа, была открыта, и мистер Нивен все еще жевал тост с мармеладом. Она слушала быстрые, краткие, не допускающие возражений указания Пола и все повторяла: «Да, мадам… Нет, мадам… Ничего страшного, мадам».

      И душа ее воспарила. Любуйся мной, наслаждайся. История начинается.

      А уже через час она спрыгнула с велосипеда, и он распахнул перед ней парадные двери – именно парадные! – как если бы она была настоящей гостьей, а он старшим лакеем, и они посмеялись над тем, как она по телефону называла его «мадам». Она все повторяла это, и они смеялись, а потом он торжественно ввел ее в дом. «Спасибо, мадам», – сказала она. И он заметил: «Ты просто умница, Джей! Ты это знаешь? Настоящая умница!» Он всегда так хвалил ее – словно открывая ей глаза на то, чего она, пожалуй, и вообразить о себе не могла.

      Пожалуй, да, она действительно была умна. Во всяком случае, достаточно умна, чтобы понимать: она умнее, чем он. Ей, например, всегда, особенно на раннем этапе их отношений, легко удавалось его перехитрить. Правда, ему и самому хотелось – и это она тоже понимала, – чтобы она его перехитрила. А иной раз, как ни странно, она даже некоторым образом им командовала. Но говорить об этом или хотя бы предположить вслух нечто подобное было, конечно, нельзя. От подобных внутренних реверансов она так до конца и не избавилась, даже когда ей исполнилось девяносто. Она всегда отдавала должное его царственной властности. В конце концов, ведь это он правил в курятнике, не так ли? И правил там уже почти восемь лет. Именно ему принадлежало право пользоваться там всем. В том числе и ею. О да, у него и во внешности всегда чувствовалась эта царственная властность. Джейн сама помогла ему сформировать привычку этим пользоваться.

      Но сегодня, когда он, стоя рядом с ней в вестибюле, назвал ее умницей, это выглядело так, будто он униженно признает собственную очевидную и безнадежную глупость. За парадными дверями вдоль посыпанной гравием дорожки тянулись клумбы-рабатки с великолепными нарциссами, а в глубине холла из огромной стоявшей на столе вазы вздымались ветки какого-то растения с чудесными белыми, почти светящимися, цветами. Затем дверь у нее за спиной захлопнулась, и она осталась наедине с Полом в опустевшем особняке Апли-хаус. Было Материнское воскресенье, одиннадцать часов утра. И Джейн чувствовала, что стала иной, новой, такой, какой ей никогда еще быть не доводилось.

      – Кто это звонил, Джейн? – спросил мистер Нивен. Он, должно быть, решил, когда она произнесла слово «мадам», что это миссис Шерингем или даже миссис Хобдей с сообщением об изменившихся планах.

      – Ошиблись номером,