Владелец тревожности. Роман. Олег Лукошин

ни слова. Пальцы соприкоснулись – очаровательна, мила – хотелось ещё. Прикосновения, гладкости. И марь, и томление – в изящном реверансе присела, привстала, положила гриб в корзину. Он не удержался, улыбнулся. Тут же сжал мускулы лица.

      – Я ведь в лес больше не за грибами хожу, – так доверительно, так просто.

      – А за чем же? – ещё волнение, не явное, бликами – было. Он сдерживался, он сжимал – линия вдаль, линия бела.

      – Просто так, – улыбка детская совсем, голову склонила набок. – Побродить по лесу, подышать воздухом. Помечтать о чём-нибудь… Я люблю побыть одной.

      Добро, нежность. Тепло обжигает, кипит – головокружительно, жгуче. Хочется как и до: чтобы по полости, пустой и гулкой, освобождённой от сора и скверны, разливалось, бурлило, вздымалось. Чтобы борозды клались вдоль, вдоль и плотно, чтобы глубина и накаты, чтобы без зазубрин и всегда вскользь – даже при малейшем толчке. Пусть всё просто – удивительно, непонятно, странно – но просто. Просто и естественно. Пусть в доверительность. Девушка, девочка… Красива, смирна. Без ослепительности, без шарма – ни ухоженных волос, ни чувственного оттенка помады, ни поставленного прищура глаз, ни элегантной походки. Одета скромно – голубенькое, поношенное платье. Сандалии. Жёлтые носки. У другой бы нелепо, но она – в кадре, плоскости врозь, рамка бела. Ей всё к лицу. Чёрные волосы вьются, голубые глаза сжигают. Округлости бёдер, загорелые ноги – стройные, высокая грудь. Полушария нежно, сок бурлит и, просачиваясь, капает. Прелестны, туги. Взгляд умён и цепок – он может смутить, смутиться не зазорно. Притягательное, манящее. Зов – слышен, памятен – зов из дальних чащ.

      – Я тоже. Оттого, наверно, и приехал сюда.

      – Вы в городе живёте?

      – Ага… А чего мы стоим, давай пройдемся.

      Прихватили корзины поудобнее – отойдя от орешника, двинулись вглубь леса. Погода была хорошей, даже солнце где-то между редких облаков. Август. Ветер слаб, лёгок, приятен. Под ногами извилистая тропа, кричали птицы.

      Скованность и преграды. Абсолютность, повсеместность – можно выводить из ряда и поворачивать спинами. Колонны к центру, округлость в ядре, шествуют молча, строги. Сам – из тех же решений. Открытость зря, но к источнику лишь открытым и жаждущим. К ручейкам припадать губами – не пить, лишь касаться. Выпить позволят – однажды, в час откровений. Лепил, лелеял – она из форм и созвучий, на ноту приходит нота, на черту – черта. Лишь дуги свободны и целы.

      – А вас как зовут?

      – Меня зовут Вадимом.

      – А-а-а… Слышала, слышала.

      – А тебя?

      – Таня.

      Таня. Татьяна.

      – Мне нравится имя Таня. Очень.

      Шли молча. Мох зыбкий – по нему ступаешь, как по снегу. Сзади вереница следов, но постепенно затягиваются.

      – Вы здесь в отпуске?

      Усмехнулся – про себя, конечно про себя.

      – Ну, можно сказать и так.

      – С женой наверно, с детьми…

      – Нет,