Лесная нимфа. Елена Арсеньева

на Алену внимание – да и вспомнит, что именно на нее чуть не наехала. И припишет этот «акт вандализма» Алениной распоясавшейся мстительности. Доказывай потом, что ты не верблюд. Ищи тех, кто подтвердит твое алиби. А кто его подтвердит? Кассовый чек? Да, на нем указано время покупки. Но ведь не факт, что сначала ты чем-нибудь не изуродовала «Лексус», а только потом ринулась в магазин. Дурное дело-то ведь совершенно нехитрое!

      Нет, лучше уносить ноги, да поскорей. Алена с сожалением посмотрела в грязный снег, под которым были где-то погребены ее восемьдесят девять рублей, простилась с ними… и вдруг заметила у своих ног небольшую картонку.

      Мало ли что там могло валяться, ерунда какая-то! Картонка и картонка.

      В это мгновение, однако, одна из сумок вдруг вывалилась из Алениных рук и упала рядом с картонкой. Подбирая ее и выкатившееся яблоко (ну что за день такой потеряистый выдался?!), она поближе взглянула на картонку и увидела там надпись печатными буквами: ХА-ХА!

      Рядом была нарисована кривая рожица, улыбающаяся во весь рот.

      Алена подхватила картонку вместе с яблоком, сунула в сумку и быстро пошла прочь от места, так сказать, происшествия.

      1985 год

      Зной опадал часам к семи, и предметы словно бы выплывали из раскаленной полумглы. Но было все еще жарко, от рельсов пекло, как от разогретой духовки. Юноша остановился, утомленно подергал рубашку на груди, огляделся. Потом, предупреждающе тронув свою спутницу за руку, вдруг соскочил с бетонного полотна вниз, в траву. Девушка удивленно смотрела на него сверху. Очертания ее ног темнели сквозь почти невесомую ткань платья.

      – Пойдем здесь, – позвал он, протягивая руки. – Здесь быстрее. И прохладнее.

      Она нерешительно посмотрела в заросли травы.

      Быстрее… Ей хотелось уже оказаться у него на даче, чтобы прекратить наконец это щемящее ожидание их одиночества вдвоем, и идти туда долго-долго, чтобы это ожидание никогда не кончалось.

      – Трава… высокая, – сказала она.

      – Трава ласковая! – улыбнулся он.

      – Там комары…

      – Так ведь ветер!

      Тогда она слегка присела, опершись о его плечи, и, спружинив, прыгнула к нему в руки. Он медленно опустил ее, как в тумане снял с бетона сумку с продуктами и шагнул вперед. Девушка покорно пошла по примятому следу.

      Разнотравье малиново звенело кипреем, светилось мелкими белыми ромашками. Чем ближе к ложбине, тем выше становилась трава, и здесь, в полутени, чаще попадались бледные колокольчики, словно бы хранившие в своих матовых сердцевинках недоверчивую к солнцу прохладу. У девушки сердце щемило от нежности, когда она заглядывала в белые, глянцевые снаружи и словно бы припудренные изнутри, узкодонные кувшинчики меж острых листьев. Она приотстала, и юноша остановился, ожидая ее. Она побежала к нему, трава оплела ей ноги, она споткнулась, он схватил ее, потянул к себе. В тенистой релочке, в низине, было прохладно – ветер залетал и сюда… Девушка переступила, чтобы стать ближе к нему, но, покачнувшись, выскользнула, засмеялась и села в траву, откинувшись