Девушка и писатель (сборник). Алексей Мефодиев

Витьки на циновке сидел какой-то бородатый парень в джинсах. В руках у них были гитары. Они играли и пели. Две симпатичные девушки сидели на старой единственной тахте и, слушая песнопение сидящих на циновке, неторопливо раскачивались в такт песни.

      «…Жемчужная коза,

      тростник и лоза,

      мы не помним пределов,

      мы вышли за…»

      От табачного дыма в комнате можно было вешать топор. Тут же стояла непременная банка соленых огурцов, как будто ее просто забыли убрать, и она простояла здесь все четыре года.

      Витька посмотрел на вновь вошедших просветленным взглядом, отражавшим вселенскую любовь, и дружелюбно, как будто они не виделись со вчерашнего дня, спросил:

      – Портвейн принесли?

Май 2004

      Петя и Гномы

      Сегодня был чертовски тяжелый день, дорогая, – проговорил Павел Павлович Вяземский, выпустил два кольца сигарного дыма и умиротворенно окинул взглядом ровно подстриженный зеленый газон, на котором был поставлен накрытый для легкого ужина стол. Вечерняя прохлада была приятной наградой после напряженного июньского дня, в течение которого Павел Павлович, по его словам, задал кому-то хорошую трепку. Павел Павлович был судьей, и частенько в суде вершил человеческие судьбы. Павел Павлович был атлетически сложен и всячески поддерживал себя в хорошей спортивной форме, уделяя этому вопросу немало времени.

      – А ведь в городе все еще жарко, тогда как здесь, в загородном доме у самой реки, просто прелестно, – рассуждал Павел Павлович, удобно развалившись в массивном кресле. – Как правильно мы поступили, купив этот дом. – И при этом, потягиваясь, подумал: «Хорошо, когда сам себе господин, сказано – сделано, решил купить себе дом – и купил, да и на работе почти также, разве что не столь очевидно».

      Жена его, Наталия Ильинична, дама средних лет и приятной наружности, была врачом. Несмотря на многие годы, прожитые совместно, они продолжали испытывать друг к другу самые теплые чувства. И посему Наталия Ильинична с большим вниманием слушала слова мужа, а он – ее. Их недолгая расслабляющая беседа была, впрочем, вскоре прервана.

      – Мама, мама! – их пятилетняя дочь плача бежала по гравиевой дорожке. – Петька опять мучает ночного мотылька!

      – Петя! Сынок, пойди сюда. Как тебе не стыдно! Ты укорачиваешь и без того короткую жизнь этих несчастных созданий, – промолвила Наталия Ильинична. – И откуда в тебе эта жестокость?

      – С возрастом это пройдет, – спокойным тоном заметил Павел Павлович.

      Их сын Петя, розовощекий мальчуган восьми лет, стоял, понурив голову. Он знал, что мучить кого бы то ни было, пусть это даже маленький белый мотылек, который живет всего лишь один день, нехорошо. Хотя в глубине души он и не совсем понимал, зачем вообще нужна такая короткая жизнь, сейчас не этот риторический вопрос мучил его. Ему было стыдно. Стыдно было еще и оттого, что не далее как час назад он, играя, передавил десятка