Головастик и святые. Андрей Филимонов

день сообщаются. То из леса идут вдвоем – грибы собирали. То сам я нарочно прогуливаюсь мимо избы диверсанта-изобретателя и наблюдаю в окне кочерыжкин профиль. Тревожно в таких обстоятельствах покидать свой участок. Путь в район, да там покрутиться – три дня выйдет. Изведусь, как Отелло, за это время. Если же найду динамит, то буду вдвойне опасен для себя и окружающих. С другой стороны, жизнь явление временное, все умрём. Сопли жевать неконструктивно, и место подвигу должно быть.

      – Поеду! – отвечал после долгой задумчивости. – Только не в район. Ты говоришь, пудинские в конце лета хотят напасть, как фашисты на Польшу? Успеем, значит, достать взрывчатку. Или сами приготовим. Я читал в библиотеке милицейской школы роман «Таинственный остров», про мужиков, которых воздушным шаром занесло в места похуже наших. Там написано, как сделать бомбу. Нужно взять из тюленя жир, ошпарить азотной кислотой…

      – Ты рехнулся, что ли?! – перебил меня вождь нашей самообороны. – Какие здесь тюлени?

      – Неважно! – стукнул я деревяшкой по столу. – Свиньями заменим. Свиная взрывчатка должна быть еще убийственнее. Знаешь, какая сила нитроглицерин? Полстаканом можно взорвать Кремль! Кстати, налей и выпьем за мою удачу. На рассвете отправлюсь в Пудино.

      – К бандитам?! – ахнул Ленин.

      – А что? Моя личность им неизвестна. Поеду в гости к золовке, прописанной в тех местах. Типа сблядовать, а на самом деле – Штирлиц. Прогуляемся по узкой колее, срисуем диспозицию.

      – Не раз и не два говорил я на пристани и в сельпо, что молодежь прыгнет выше нашей головы! – воскликнул Ленин, поднимая стакан.

      До рассвета я не смыкал глаз, как стахановец в ночную смену – все подкидывал Кочерыжке в мартен. Пусть без меня поменьше думает о моем сопернике.

18. Конец великой степи, время Наньбэйчао

      А на рассвете вышел и пошел. У нас в лесу не заблудишься. Просто иди к северу – и обязательно попадешь на дорогу. Прямее всего, если у тебя слева будут Рукибога, а справа Царская могила. Но там жутковато. Топать надо глубоким оврагом, над которым смыкаются деревья, там даже в солнечную погоду не видно ни рожна. Под ногами чмокают жабы, со всех сторон скрипят сосны, над головой икают кукушки, лес – разговаривает. А еще там живут пауки, как будто из фильма ужасов, здоровенные. Если не изворачиваться от их сетей, то вся морда скоро будет обтрухана клейкой дрянью. Противно.

      Через пару километров топанья по этой пересеченной местности я совершенно заебся и взмок. Что я вам, чемпион по кроссу, что ли? Покурю вон на склоне в глубоком мху, и дальше двину. Только улегся, накрыла такая усталость, что за сигаретами в карман идти лень. Не заметил, как вырубился.

19

      Увидел во сне большой Город, где никогда не бывал. Москву, не иначе. Наверняка это Москва была. Там еще на углу горела красная буква М. А я мимо иду, весь такой уверенный, на вокзал, в кассу, покупаю билет до родной деревни, куда в моем сновидении провели железную дорогу. И называется она теперь станция Правда.