Китаист. Елена Чижова

которую внимательно рассматривала, девица поймала его взгляд:

      – Наши. Обратно едут. К вам – жратву, шмотки. Кроче, кламоттен и всякое такое… Слышь, а тут чо?

      – Вафли. – Неловко подцепив двумя пальцами металлический хвостик, он дергал, пытаясь распечатать сливки. Такие хитрые упаковки доводилось видеть только в кино.

      – Да ты чо, мля, – девица откликнулась, растягивая гласные. – По-твоему, я читать не умею?!

      Глянув мельком, он сообразил, о чем его спрашивают.

      – «Азарт». Вафли так называются.

      – На-зы-ваются? – она повторила осторожно, видно, все равно не поняла.

      – Ну… – отвлекшись от хитрой коробочки, он подбирал синонимы, – восторг, воодушевление, воля к победе, страсть…

      – Страсть? – Она разорвала обертку и вонзила острые щучьи зубки. Прожевала, промокнула губы бумажной салфеткой: – Не, не свежая.

      Сладив наконец с неподатливым хвостиком, он вылил содержимое в чашку. Черный кофе окрасился в приятный молочный цвет.

      – Хошь? – Девица протянула свою. Сливочная коробочка поблескивала соблазнительно.

      – А ты? – не хотелось показаться невежливым.

      – Не, я ост-пакеты не жру. Консерванты.

      – Нет, спасибо. – Не то чтобы обиделся. Просто решил обойтись своей.

      – Кухуёк ничо себе, натуральный, – она сделала глоток на пробу. – А то бывает, растворимый сыпют – ваще отрава.

      Он удивился: в СССР растворимый кофе ценится выше натурального, особенно их, российский, каждая баночка – на вес золота.

      – Забыл совсем! У меня бутерброды.

      – С сыром? – девица откликнулась с радостной непосредственностью.

      – С колбасой, докторской.

      – Колбаса. Не-е, – детская радость погасла. – Ваша докторская – говно.

      «Нет, – он подумал, – тут дело не только в языке». Воспитанная девушка, на каком бы языке она ни говорила, должна поблагодарить, сказать: спасибо, я не голодна. Или что-нибудь в этом роде.

      – А правда ваши туалетенпапир в колбасу суют? – девица снова оживилась. – Или правильно: кладут? – она повертела рукой, будто вращая рукоятку мясорубки.

      – Добавляют. – Он усмехнулся: «Мифы есть мифы. Тут уж ничего не попишешь». – Ну да. В фарш. Туалетная бумага – дефицит. Как думаешь, почему? Именно поэтому. Но правительство разработало неотложные меры. Принято постановление, я читал в «Правде», – говорил, стараясь не прыснуть раньше времени. – С будущего года планируют добавлять использованную. Прогрессивная технология, замкнутый цикл.

      Надо признать, шутка получилась грубой. Но, самое удивительное, девица даже не улыбнулась. Сидела, хлопая синими ресницами. «Мало что невоспитанная. Похоже, еще и дура, – вывод, в его обычной жизни пресекающий дальнейшее общение. – Надо извиниться и пересесть».

      – Ну, чо, – девица отставила чашку, – двинули? «Какой с нее спрос? Кто их там учит? А тем более приличиям», – он кивнул.

      Девица шагала по проходу, покачивая узкими мальчишескими бедрами, обтянутыми чем-то вроде плотного