ЧерноLove (сборник). Камиль Нурахметов

называешь мамою – она с тобой такое!..

      – Я с ней все время рядышком и злости нет

      ни грамма!

      – А я свою не трогаю, забыла все и черт с ней!

      – О нет! Моя – все кается… бедняжка, плачет

      в храме!

      Причины были, видимо, отец заставил черствый!

      Мне б плоть хоть на минуточку, чтобы прижаться к маме.

      – А я «хожу» за братиком! Малыш такой забавный,

      Весь конопатый, рыженький,

      Антошка – «тили – тили». И все ему прощается,

      Сейчас он в доме главный. Какой велосипед ему недавно подарили!

      – А у моей мамулечки детей уже не будет…

      Теперь вместо меня у них красивая собака,

      А чем я хуже?

      Странные они, наверно, люди…

      Но видел я, как мамочка однажды ночью плакала.

      – Смотрите, у нас новенький ревет, как все вначале!

      Ну что ты? Тише, миленький! Не принятый землею!

      – Забудешь, успокоишься!

      – Меня на части рвали! Ах! Больно-то как, Господи!!!

      – Мы все прошли такое! Нас всех когда-то предали, зарыв любовь в могилу!

      За то, что мы не вовремя… случайно, да не в строчку…

      Неужто на земле для нас местечка б не хватило?

      Глотка водицы, солнышка да хлебушка кусочек!!!

      Венгеровский плакал. Его слезы крупными зернами растекались по щекам и падали на плечи. Он молчал и горько плакал, содрогаясь всем телом. Швы на огромном разрезе шевелились и страшно болели, но он не чувствовал эту боль, у него сильнее болела Душа! Слезы текли, как из пробитого ржавого крана, первый раз за столько лет! А в это время тридцать девять голубей сидели на подоконнике, обнявшись друг с другом, и внимательно глядели на Венгеровского из-за двойного стекла. Они смотрели на него с любопытством ребенка, которому впервые в жизни удалось увидеть живого папу. Док тихо вышел из палаты и прикрыл за собой дверь. На тумбочке лежала стопка писем, запечатанная какой-то красивой красной печатью. На каждом конверте было написано два слова «Моему папочке». Кран в умывальнике снова стал капать, а секундная стрелка на красивых часах почему-то медленно пошла назад, вопреки всем законам часовых механизмов.

      Через четыре месяца, разговор двух женщин в супермаркете:

      – Ты слышала? Наш олигарх Венгеровский вообще после больницы с ума сошел! Перевел деньги на сиротский дом, на дом малютки, в наш роддом и усыновил целый детский сад! Вообще крыша поехала. Его новая фифа рвет и мечет… Ха-ха-ха! Так ей сучке и надо!

      ЧерноLove

      Ульрих Ван дер Бюве сидел за массивным столом и курил толстенную кубинскую сигару «Коиба Соломон» класса «Джульетта», с обязательным вкусом небес. Он смотрел на чернильный египетский прибор с таинственными и нечитаемыми глазами Осириса и думал о единственном своем наследнике, племяннике Нильсе. Глава ювелирного и часового клана так делал всегда, замерев с сигарой в руке и погружаясь в размышления о жизни и правильно воспитанных людях,