Чужеземец. Виталий Каплан

когда-нибудь Юг, непременно ударит, и мало Дому не покажется. Если б верила я в богов, об одном бы молила – пускай не при мне, пускай хоть чуточку, да после. Не хочу глядеть, как древней земле нашей кишки наружу выпустят. О Ги-Даорингу мало что известно, но достаточно и редких слухов. Высокий Дом не заподозришь ни в излишнем милосердии, ни в неразумной жестокости. У нас за недоплаченную подать на кол не сажают, за едкое словцо о властях в медном драконе не жгут – всего лишь высекут.

      …Прежние караваны не годились – или они были слишком уж многочисленны, или, судя по охранникам, везли что-то по-настоящему ценное. Я целую седмицу сидела как в засаде на этом грязном и скудном постоялом дворе. Всё достоинство его крылось лишь в том, что на Большой северной дороге он последний между Иггиду и Ноллагаром.

      И всего в дне пешего пути – Костяная Чащоба. Самое неудобное место для купцов – и самое лучшее для разбойников. Именно здесь и резвится Худгару, здесь и стрижёт караваны, словно шерсть овечью. Дорога в Костяной Чащобе сужается настолько, что двум гружённым возам трудно разъехаться. К обеим сторонам дороги вплотную примыкает лес… По-хорошему, уездный начальник давно должен был бы там всё вырубить на два полёта стрелы. Но сколько этих начальников сменилось, а лес и ныне там.

      Я уже изрядно устала, когда впереди показались клубы пыли. Ведь я не сразу вслед за караваном припустила, выждала время. Успела и над собой поработать, и в ближнем селе мула своего забрать, щедро заплатив доброму селянину медной монетой.

      Ползёт, ползёт караван огромным дождевым червяком. И верит червяк, что нет до него дела прожорливой птице…

      – Любезные, – нагнав задние повозки, громко спросила я, – кто тут у вас за главного?

      До ушей заросшие мужики остолбенело вылупились на меня, пожевали губами знойный воздух. В глазах их сквозила отчётливая мысль: «Откуда такая взялась? И к добру ли?»

      – Поезжай вперёд, высокородная госпожа, – наконец ответил дядька посмышлёнее. – Там он, впереди, господином Гайхнои звать.

      Я действительно была теперь высокородной госпожой. Платье из искрящегося, расшитого летучими змеями синего шёлка, изумрудная брошь в чёрных как смоль волосах, изящные сандалии хитрого плетения. Мне удалось помолодеть по меньшей мере на пару дюжин лет. Сейчас на ухоженном муле пробиралась между повозок знатная, напыщенная особа. Которая, по всему видать, и богата, и весьма недурна собой.

      В кои-то веки пригодились мне особые краски, притирания да лаки. И бронзовое, идеально отполированное зеркальце. Долго вся эта красота не протянет, не более пары дней, но мне и не надо долго.

      – Мир и здоровье вам, почтенные господа. Кто из вас двоих Гайхнои? – обратилась я к тем, кто, скорее всего, и был мне нужен. Двое пожилых, солидной внешности купцов ехали верхами, бок о бок, и о чём-то нервно переговаривались. Все остальные на роль хозяина каравана не годились – слишком простоваты.

      Протянулась понятная пауза. Тоже удивляются.

      – Это