Эта короткая – длинная жизнь. Валерий Орлов-Корф

Запах нашатыря даже мне бил в ноздри. Я закрыл глаза, обматерил их про себя, что нарушили сон. Теперь снова надо искать удобную позу, чтобы на время забыться. Крики продолжались еще минут пять, потом девица убежала, а старая, стоя на коленях у кровати, прижимая его руку к губам, тихонько подвывая, что-то говорила своему изуродованному сыну – видимо, жаловалась на свою материнскую участь.

      Такая сцена продолжалась около часа, пока не пришел врач и не выпроводил старуху из палаты. Старуха еще несколько раз приходила к сыну, а молодой я так больше и не видел. Калеки никому не нужны в этой жизни. Сержант этот промучился недолго: ночью упал с кровати – то ли случайно, а может, и специально. Его отвезли в операционную, и мы его больше не видели – умер на столе. Его койка долго не пустовала, на ней «поселился» другой сержант, крепкий, веселый парень, тоже без двух ног, но он не собирался умирать. Мы узнали всю его печальную историю: был разведчиком, подорвался на «растяжке» – гранате. Сержант часто рассказывал анекдоты и сам же весело смеялся. Голос у него был грубый и резкий: чувствовалось, что команды солдатам он умел отдавать.

      Ну а я, как говорится, «ни мычал, ни телился», а тихо лежал в своем гипсе и на потолке видел картины своей прошлой жизни.

      Глава 3

      В 1953 году мы переехали в город Омск, который располагается на берегу Иртыша и небольшой речки Омки. Город, в те годы, был довольно большим промышленным центром, улицы прямые, чистые, многоэтажные каменные дома располагались только по центральным улицам, а дальше были сплошные деревянные постройки.

      В этот город ссылали людей в наказание и до революции, и в советское время. Ссыльные 1920-30-х годов покупали и строили свои собственные дома – с размахом. У них были большие земельные участки. А ссыльные 1940-50-х годов ютились в деревянных бараках. Эти бараки, сначала одноэтажные, а потом и двухэтажные, занимали большую часть города.

      Каменным строительством занимались, в основном, военнопленные немцы. Они построили и наш пятиэтажный кирпичный дом, что на пересечении улиц Маяковского и Пушкина. Недалеко от этого дома, ими же, было построено здание управления Северной железной дороги. Здание было очень красивое, облицовано серым гранитом. Там находились все отделы управления, в том числе и фабрика механизированного учета, которой руководил мой отец; чтобы попасть в кабинет отца, мне приходилось миновать вахту у входа, контроль первого и второго этажа, секретаря, заместителя, и только тогда я оказывался в большом кабинете с кожаным диваном, креслами и огромным дубовым столом. На нем располагались три черных телефона, большой письменный прибор с хрустальными чернильницами и масса всяких бумаг.

      Наш дом еще сохранил запах краски свежего дерева. Все было сделано со сталинским размахом: высокие потолки, большие лестничные клетки. Мы занимали комнату в двухкомнатной квартире. Нашей соседкой была пожилая женщина с тремя дочерьми. Когда мы вошли в квартиру, одна из дочерей, юная девушка, сказала: «Какой красивый мальчик!»