Орешек для трёх Золушек. Наталия Миронина

соду, с уксусом, – невпопад ответила Лопахина. Она то ли не расслышала, то ли находилась в растерянности.

      – Ага, я поняла, так и стану делать, – как ни в чем не бывало отозвалась Кнор.

      – Кирпич не такой пористый материал, как блоки, – нетактично сказала Вяземская, но это произошло от того, что у нее вдруг заломило затылок.

      – Зиночка, а что там происходит? У вас еще не закончился ремонт? – Софья Леопольдовна указала в направлении шума.

      Лопахина не расслышала вопрос, но догадалась, что интересует подруг.

      – Ну, там вентиляция и коммуникации, провода…

      – А, – понимающе протянули те.

      Прошло еще немного времени, за которые Софья Леопольдовна собственноручно взялась сварить кофе, Ольга Евгеньевна, поддерживая беседу, пыталась выяснить у хозяйки, кто изображен на большой картине, что висела на стене напротив. Лопахина же только кивала головой. Наконец, когда запахло подгоревшим кофе и Софья Леопольдовна громко поинтересовалась, где найти губку, чтобы протереть плиту, Лопахина вдруг вскочила со своего места, схватила связку ключей, лежавшую на столе, и выбежала на улицу. Через секунду шум стих, теперь слышались только громкие голоса. Как люди деликатные, женщины, оставшиеся в доме, одновременно заговорили друг с другом.

      – Ты на самолете в Москву прилетела? – спросила Вяземская.

      – У вас хорошее лето стоит, а у нас дожди, – сказала Кнор.

      Потом они грустно улыбнулись друг другу и опять в один голос произнесли:

      – Неудобно как! И вроде уезжать нельзя…

      Почти в это же время за окном промелькнули фигуры, хлопнула калитка, и Лопахина вернулась в дом.

      – Зина, как хочешь, я еще себе тортика отрежу! – сказала Софья Леопольдовна.

      Лопахина растерянно посмотрела на подруг, а потом… Потом она рухнула на стул и горько заплакала.

      Глава третья

      Через три часа мизансцена практически не поменялась. Только было тихо, и в этой тишине звучал мягкий голос Ольги Евгеньевны.

      – И представляете, я иду из ванной комнаты и слышу, как он ей говорит: «Давай возьмем няню! Лучше будет. Когда за услуги платишь деньги, проще требовать! Думай, Лена, думай. В доме обстановка нервозная». А дочь ему отвечает как ни в чем не бывало. Словно она согласна с ним. Словно тоже считает меня неспособной справиться с подрастающими девочками. «Знаю, – говорит Лена. – Я сама не понимаю, откуда идет это вселенское раздражение. Вроде бы мама отлично справляется с девочками: они всегда веселы, сыты, ухожены». А зять выскакивает в прихожую с бутербродом в руке – он вечно на ходу что-то дожевывает, внучки пытаются его копировать, к сожалению. Так вот, выскакивает и таким раздраженным тоном продолжает: «И что она там им рассказывает по-итальянски? Я давно заметил, если они начинают плакать, она что-то говорит по-итальянски, и девочки сразу затихают. Нет, это, конечно, хорошо, что она может справиться с их капризами, но все же, все же, что она им говорит?! Что им, пятилетним, она может рассказывать?»

      Вяземская