Француженки не заедают слезы шоколадом. Лора Флоранд

поскольку мне хочется выглядеть галантным в твоих глазах, то вряд ли я вынудил бы тебя произнести неуклюжее и прямолинейное приглашение.

      Она приподняла подбородок и нахмурилась.

      Он засмеялся:

      – Sarabelle. Не волнуйся ты так. Я хоть раз дал повод предположить, что могу причинить тебе боль?

      Ну, так… примерно восемь раз – каждый чертов шестнадцатичасовой рабочий день.

      – Sarabelle, – опять засмеялся Патрик, протянул руку и быстрым прикосновением разгладил складочку между ее бровей. – Не волнуйся. Со мной ты в безопасности.

* * *

      Хотя все зависит от того, как понимать безопасность, думал Патрик, держа руки в карманах. Ему так хотелось обнять Сару за плечи, что мышцы рук сводило от напряжения. Но была в его теле часть, с которой совладать было не так просто – внизу живота ему было чертовски больно.

      Если безопасность означала такое радостное обладание друг другом, что при одном лишь взгляде на него ее трусики будут становиться влажными, – то да, она в безопасности.

      Если безопасность означала, что она будет каторжно работать по шестнадцать часов, зная, что человек, который ею руководит, будет касаться каждого сантиметра ее лунно-бледной кожи; что его руки, направляющие ее руки, когда надо правильно уложить карамельную спираль, скользнут глубоко в нее и принесут ей наслаждение, а она, глубоко дыша, будет вскрикивать и обнимать его, – то да, она в безопасности.

      Если безопасность означала, что он подойдет к ней сзади, чтобы достать что-то из шкафа, а по ее спине побегут мурашки воспоминаний о его поцелуях, и она превратится в горячую расплавленную массу желания, – то да, она в безопасности.

      Если безопасность означала, что он раздвинет ее бедра на кровати и будет держать их, в то же время наслаждаясь ее вкусом, и что она, почти рыдая, будет повторять и повторять его имя, запустив пальцы ему в волосы, – то да, она в безопасности.

      И если безопасность означала, что ему даже удастся сделать так, что она узнает, каков он на вкус, – то да, она в безопасности.

      Да какой же он гребаный придурок! С трудом верится, что он может быть таким enfoiré[41]. Но от мысли, что его плотские желания не осуществятся, что ночь не завершится наслаждением, ему захотелось разорвать свою кожу в клочья. Он больше не выдержит безостановочного, невыносимого, сводящего с ума желания обладать Сарой. Фантазии бегали по всей его коже, царапая ее своими чертовыми крысиными когтями, и ему хотелось колотить по своему телу, чтобы сбить их с себя.

* * *

      – Значит, ненавидишь?

      При слове ненавидишь его внезапно охватил нетерпеливый эротический жар, и это было ужасно. Боже, до чего он дошел?

      Сара отвернулась. Опять. И конечно, он не мог отвести глаз от изящной линии ее шеи и подбородка.

      – Тогда был просто напряженный момент. Я приношу извинения.

      Ему не понравились ее слова. «Не отрицай тот момент. Прими его. Подари его мне».

      – Не надо извинений, Sarabelle. Я уверен, что заслужил это.

      Merde, еще бы! Конечно, заслужил – своими фантазиями и тем, что придумывал

41

Enfoiré – мразь, мерзавец (фр.).