Далекий край. Николай Павлович Задорнов

дурь у тебя в голове, – говорит Ла. – Пора собираться на охоту. Ты знаешь закон: идешь на охоту – не думай про баб и девок: удачи не будет. Это запомни на всю жизнь… Да у нас и выкуп за невесту заплатить нечем.

      – Отец! – воскликнул Удога. – Эту девушку я сегодня на мели видел, помог ей сдвинуть лодку.

      Ла надел рубаху. Пыжу бросил рыбью голову.

      – А ты знаешь, кто она? Кто она, откуда?.. Ты знаешь? – спрашивает отец с досадой.

      – Нет… – неохотно ответил Удога.

      Собаки поворачивают морды, недовольно смотрят на Ла.

      – И не говори об этом! Вот возьму палку и вздую тебя! Как это – ты хочешь жениться, а сам не знаешь, кто она! Да может быть, она нашего рода, и тогда тебе нельзя на ней жениться! Или из того рода, из которого по закону нам нельзя брать невест. И выкуп заплатить нечем. Ты слышишь? Или ты оглох? – спрашивает Ла. – Какой дурак! И уже жениться захотел! Вот женю тебя на кривой Чуге… На девке своего рода жениться захотел. Да может, она Самар? Она – Самар. И ты тоже – Самар! Дурак! И еще перед охотой… И платить нечем…

      Отец рыгнул. Он закончил свой деловой день. Довольный и успокоенный своими словами, он как сидел, так и лег на спину, растянулся на кане.

      Одна из собак тявкнула на него яростно.

      Удога понимал – сейчас и в самом деле следует думать об охоте. Но девушка не выходила у него из головы.

      «Почему сразу за ней не поехал? – думал он. – Надо было сразу ехать за ней на оморочке, а я растерялся… Я всегда не могу догадаться вовремя…» Удога надеялся, что он ее еще встретит.

      – Мы можем пойти в лавку китайца и взять товары для покупки невесты, – говорит Удога, наклоняясь к собаке, которая облаяла отца. Токо ласково лижет его щеки.

      – Помни, я никогда не брал в долг у торговцев. Только я один не беру. И ты поэтому не должен.

      Собака опять тявкает в ответ старику. За ней другая. Старик рассвирепел, соскочил с кана и стал пинками выгонять собак на улицу.

      Удога ссутулился и закрыл глаза кулаками.

      Старик насмешливо посмотрел на него, взял на кане табак, трубку.

      – Да ты не беспокойся! Пока мы будем на охоте, ее купит какой-нибудь богатый старик, а ты даже знать не будешь никогда, кто она и куда уехала. Так что перестань думать глупости. – Он опять лег и закурил. – Так что можешь быть спокоен. И думай про охоту. Дурак! Да помни: говорить про такие дела стыдно, – ведь ты парень, а не девка. Это только девки тараторят целый день про любовь… А нам с тобой надо поймать соболя, чтобы купить кое-что. Ты знаешь, я никогда не беру в долг у торгашей. А нынче соболь будет, много соболей пойдет за белкой. Я только удивляюсь, в кого ты такой дурак, что тебе не стыдно говорить про такое! – вдруг с сердцем воскликнул Ла. – Да мало ли кому ты лодку можешь сдвинуть. – Он опять лег.

      Не выпуская длинной трубки изо рта, старик уснул. Послышался его густой храп.

      Удога уныло сидит. Собака поскреблась в дверь и пролаяла сочувственно и приглушенно. Пыжу тер нос и поглядывал на лежащего навзничь отца и на его трубку, словно ожидал, когда он понадежней уснет.

      Ойга раскатывала на канах кошмовые подстилки и большие ватные одеяла, приготовляя