Откровение. «Не судите, да не судимы будете…». Елена Бурунова

глазами с женщиной, чью жизнь он испортил.

      Я даже не помню, любила ли я его, но жалела точно.

      Анна, моя старшая сестра. В 1937 году ей было 19 лет. Мамина гордость и радость. Отличница в школе. Комсомолка. Все обожали умницу Аню. Ухажёров у Анечки было много. Все парни мечтали проводить гордую красавицу до дома с клуба. На танцах даже бились за право потанцевать с дочерью участкового. Она, и вправду, была красавица для белорусов. Смуглая кожа. Высокая и худощавая. Густые чёрные волосы с синим отливом вороного крыла. Брови полумесяцем. Карие бархатистые глаза подчёркивали чёрные длинные ресницы. Ярко красные губы, всегда улыбались. У моей сестры был задорный смех. Если она только засмеётся, то никто не мог удержаться. К ней обязательно присоединялись все и уже неважно было в чём причина этого веселья. Смеялась Аня, это достаточно.

      Вот какая была красавица, моя сестрица. Среди светло-русого голубоглазого населения Беларуси такие смуглянки почти не встречаются. Поэтому ничего удивительного, что Аня была редкая красавица. Вот за ней и бегали добры молодцы. Только среди этой отавы она выделяла одного. Фёдор Тихицкий одноклассник сестры. Каждый день Федя встречал и провожал Аню с работы. Она работала секретарём-машинистом в райисполкоме. Можно сказать первая её любовь, которой не суждено было сбыться.

      Коленька в 1937 году обычный советский мальчишка. Воспитанный на большевистских лозунгах в школе, он верил в светлое будущее коммунизма. Его веру в Ленина и Сталина ничто не пошатнуло, даже репрессии. Дети, как легко их умами управлять. В этом нежном возрасте все идеалисты и максималисты.

      В тридцать седьмом году мне было 16 лет. Я даже не знаю, как себя описать. Красивая? Да. Я могу это сказать с уверенностью. Мужчины всегда смотрели на меня. Только не так, как на мою сестру. В их взгляде не было того восхищения. Они мной не восхищались. Они меня хотели. Я, словно, магнит притягивала к себе противоположный пол. Однажды Есфирь Исааковна сказала мне: «У тебя другая красота. Роковая. Такие женщины рождаются покорять, а не покоряться».

      Мои волосы были словно снег, и так же искрились на солнце. Густыми локонами они ниспадали с плеч до самой поясницы. Я не любила их заплетать. В школу не пускали не прибранной. Мне приходилось связывать их на затылке голубой лентой. Губы пухлые и розовые. Когда я злюсь или нервничаю, то кусаю их. Вредная привычка. От этого мои губы наливались кровью и становились ярко-красным пятном на бледно-мраморном лице. Самым главным моим достоинством были необычные глаза, доставшиеся по наследству. Серо-зелёные глаза. Глаза, меняющие цвет под настроение или от освещения. Когда я злилась, они становились ярко – зелёные. В сумерках тёмно-зелёные. Равнодушие или спокойствие окрашивало их в серый цвет. Сам узор радужки странный. Узор напоминал чешую змеи. Глаза ведьмы, как говорила баба Тая.

      Слишком другой я была для них.

      В школе моей страстью стал немецкий