Волшебный дом, или 27 сказок для Пуговки. Леонид Бондарев

днями: всё равно других занятий у обитателей платяного шкафа было немного. Стихала болтовня ровно в тот момент, когда дверцы открывались, и появлялся сам герой. Чемодан неспешно звенел своими замочками, перебирал ремешками.

      – Здравствуйте, – обычно говорил он и затихал. Если кто-то набирался смелости и спрашивал, как прошло новое приключение, чемодан отвечал:

      – Да, была пара переделок. При случае расскажу, – после чего погружался в многозначительное молчание.

      Вторым любимым занятием домашних вещей – конечно, после рассказов о чемоданных странствиях – было гадать, про что думает легендарный путешественник в моменты отдыха. Спрашивать напрямую опасались: а ну как победитель дикошарых муравьёв ударит крышкой. Некоторые считали, что чемодан обдумывает мемуары.

      Но как это часто случается и с людьми, и с вещами, мысли чемодана убегали совсем в другую, весьма грустную, сторону. Точнее, мысль была одна: он, чемодан, самый большой обманщик на свете и, вообще-то, самый несчастный из всех предметов кожгалантереи. Несчастней даже изрезанного вором-карманником кошелька, ставшего игрушкой для собаки.

      Про чемоданное настроение знал только один обитатель дома у озера. Это был старый потертый, но при этом на удивление чистый, рюкзак – вечный компаньон чемодана по путешествиям. Странным образом, никто из домашних вещей не видел рюкзака. Виновато тут вовсе не волшебство, а образ жизни. В то время, когда рюкзак не путешествовал, его кидали внутрь чемодана, где он жил до новой поездки.

      – Они все считают меня бывалым путешественником, рюкзачок, но ты-то знаешь: сам я за все эти годы не сделал и шагу. В отелях меня возит обслуга, в дороге – шофёры, в аэропортах катит тележка или лента транспортёра. Они тут думают, я видел мир, но, кроме похожих друг на друга номеров отелей, я видел только темноту. Темнота в багажнике машины. Темнота в багажном отделении самолёта, темнота на полке в купе поезда, темнота в бесконечных шкафах отелей. Я теперь умею различать пятьдесят оттенков темноты. Самая отвратительная та, что возникает, когда тебя везут на крыше автобуса в далёком штате Пенджаб, перед этим замотав в пять слоёв гадкой зелёной плёнки. Перед тобой – целый мир, а разглядывать приходится пластиковые пупырышки. Мой мир – это темнота. Поверь, рюкзак, быть чемоданом без взглядов на мир куда хуже, чем быть чемоданом без ручки. Даже та дурочка-болтушка – дамская сумочка, которую однажды носили в церковь, видела в жизни куда больше.

      – Но ведь было же настоящее приключение? В тот раз, когда тебя, кажется, потеряли? – отвечал в таких случаях рюкзак. Обычно эта фраза успокаивала чемодан, и он погружался в воспоминания. Однако в этот раз дежурный комплимент не помог.

      – И это ты называешь приключением?! Упасть ночью за борт круизной лодки в Нил, через шесть минут быть выловленным идеально выбритыми стюардами без признаков всякого египетского колорита и простоять ночь в тёмном чулане под лестницей? Это, что ли, приключение?! Ты бы ещё вспомнил,