Финики. Дмитрий Коробков

что такое любовь. Какое сильное, но беспощадное это чувство. Зачем оно мне? Я не хочу её обидеть, но не могу уже уйти. Неужели я ещё способен на что-то подобное?». Он с трепетом малолетка целовал её на прощанье и уходил ждать нового рассвета, новой встречи с Леной. Николай словно оберегал их нежные чувства, боясь перешагнуть через невидимую черту. Она стала дорога ему по-настоящему.

      Утром, после завтрака, они пошли покормить чает.

      – Мы завтра уезжаем, – тихо сказала она, опустив голову.

      – Как? – в недоумении остановился он.

      Оказалось, что за всё время общения они даже ни разу не говорили о сроках своего отдыха и об отъезде. Вдруг теперь словно током, дрожью, ведром ледяной воды, – эта фраза пронзила Николая, введя его в ступор. Он не знал, что сказать. Куда двигаться. Его глаза казалось, хотели вылезти из тесной и глупой головы. Лена тоже остановилась, глядя себе под ноги. Николай, очнувшись, молча подошёл к ней, крепко сжав её нежные плечи своими руками. Он будто хотел подавить то чувство, которое комом застыло в нём. Они стояли так молча некоторое время.

      – Пойдём, чаек кормить, – сказала Лена сдавленным голосом.

      Он уже не звучал, так как прежде, а Николай и вовсе потерял дар речи. Они молча бросали птицам кусочки хлеба, взятого из ресторана, а морской ветер казалось, залетал до самой глубины опустошённой души с особым остервенением. Самыми глупыми и нелепыми сейчас могли звучать только заверения в скорой встрече, после возвращения с туманной перспективой отношений. Однако подумать, а тем более поверить в то, что на этом всё вот так и закончиться он просто не мог. «Но что думает она? Почему молчала раньше, сказала только теперь? Я не спрашивал или ей самой…, – мысли с вопросами перемешались в голове, – бред! Мы что больше ни когда не увидимся»?

      Подошли сестра и дети. Их голоса и охота за чайками стали балансиром в сознании.

      – У Вас какие планы на сегодня, – наконец выдавил из себя Николай, – собираться будете?

      – Нет. Поезд завтра поздно вечером, – как-то вдруг по-детски задорно откликнулась Лена, резко повернувшись и отряхивая ладоши, – завтра и соберёмся! А сегодня мы просто отдыхаем, но если хочешь, можешь пригласить меня на прощальный ужин!

      Она спрыгнула с бетонной возвышенности присев на корточки рядом с племянниками.

      Они ещё какое-то время собирали ракушки и камешки на память. Пытались играть в огромные шахматы на веранде. Говорили не понятно о чём, пытаясь смеяться.

      Прощальный ужин устраивали в два этапа. Сначала в кафе—мороженое на пятерых, потом по-взрослому, – на двоих. Теперь они разговаривали мало и совсем по-другому. Обменялись телефонами и адресами. Пили сухое вино. Не пропустили ни одного медленного танца. Весь вечер держались за руки. Вернулись в санаторий уже совсем поздно. Расстаться было невозможно. Невыносимая щемящая боль терзала души. Они смотрели друг другу во влажные глаза. Её сладкие губы то целовали его, то шептали