Креститель. Александр Прозоров

крест», а крест с лучами, идущими от круга наружу, – это для покровительства предков, к родовым богам мольбы направляет. Прочая символика на Руси почти не встречалась. Разве только «морской якорь» у северных варягов иногда на шее или одежде поблескивал. Но, хотя внешне этот оберег и походил на якорь, на самом деле означал он молот Тора, покровителя воинов. Похоже, ратник киевского князя считал, что в бою он в покровительстве не нуждается, а по прочей надобности обращался прямо к создателю всего мира. Уверен, стало быть, что даже на небесах про него знают и помнят.

      Тем временем они перевалили гребень холма и невольно зажмурились от яркого света: дорога безупречной прямой линией прорезала хлебное поле. Ростки поднялись еще от силы до колена, а потому простор казался пока не золотым, а бледно-зеленым.

      – Не проголодался еще, боярин? – поинтересовался Олег. – Где пашня, там и селение неподалеку. А на большой дороге деревень без постоялого двора не бывает.

      – Далековато еще до полудня, – поднял глаза к небу воин. – Коли ты, ведун, но каше горячей соскучал, так вечера подожди. Авось, встретим чего к той поре.

      – Не встретим, так спросим, – согласился Середин, провожая взглядом очередного крестьянина, что трясся на пустой повозке. – Места здесь оживленные.

      – А то, – усмехнулся богатырь. – От самого Киев-града через Чернигов, Ршу, Полоцк и до Пскова дорога тянется. Все города стольные, красные, богатые, княжеские. Погодь, как Чернигов минуем, так и вовсе не продохнуть станет. Там еще и Новгородский, и Белозерский тракты сходятся.

      – Понятно, – согласно кивнул Середин. Разумеется, товары по Руси испокон веков на ладьях перевозили, благо полноводных рек везде в достатке. Но дело это степенное, неторопливое. Когда же по срочной надобности из города в город домчаться нужно, небольшой груз довезти, рать направить – тут уже приходится посуху пробиваться. Да еще пахари окрестные всякий товар в города на базар возят. Вот и натоптали-наездили.

      Кони шли широкой рысью, мягко стуча подковами в дорожную пыль, солнце припекало затылок и быстро разогревало черную кожу косухи. Когда тракт, вильнув с поля в молодой осинник и миновав торфянистый ручей с переброшенным через него простеньким мостом из десятка бревен, снова выбрался на залитые светом луга, Олег решительно скинул куртку:

      – Сейчас бы в холодном омутке искупаться…

      – А русалок не боишься, ведун? – оглянулся на него боярин. – Они, сказывают, как раз в таких местах и обитают.

      – Чего их бояться? – не понял Олег. – Они к людям за лаской да теплом тянутся, чужого живота не ищут. Вот навки – это да. Те песнями да сиськами подманивают, да потом на дно тянут. Болотницы тоже в яму заманить норовят.

      – Тю, бодай вас злыдни темями, – сплюнул наземь Радул и торопливо потянул из-за пазухи свой амулет. – Яровит, Ригевит, услышь меня. Зная и Дидилия, не отведите от меня взора ласкового. И как вы, колдуны, со всей этой нежитью якшаетесь!

      – А че? – невозмутимо ответил Середин, не столько