Записки прадеда. Михаил Волконский

что сзади него, на противоположный – ступил кто-то, но обернуться, не потеряв равновесия, не мог.

      «Верно кто-нибудь из этой компании тоже», – решил он, сходя наконец на протоптанную среди грязи тропинку, и оглянулся.

      По доске к нему приближался в своем длинном балахоне и широкополой, какие носили немецкие пасторы, шляпе, с тростью в руке, тот самый полоумный музыкант, о котором он только что думал.

      Сергей Александрович остановился, почувствовал, что ему приятно было бы поговорить, и именно с этим, чужим ему, но почему-то симпатичным человеком. Да, музыкант, несмотря на то, что его называли полоумным, был симпатичен ему.

      Перейдя по доске, немец тоже остановился, потому что дорога была занята, и, глянув из-под полей своей шляпы прямо в лицо Орленеву, улыбнулся.

      Здесь, вблизи, на дневном свету, он казался гораздо старше, чем там, у клавесин. Разница была слишком разительная, чтобы не броситься прямо в глаза. Там он казался человеком средних лет, только пережившим многое, теперь же пред Сергеем Александровичем стоял старик, совсем старик с глубокими складками у углов рта, и – что страннее всего – глаза этого старика были вовсе не безумные, не те, выражение которых поразило Орленева во время музыки; нет, взгляд их теперь был осмысленный, строгий и глубокий. Они смотрели в самую душу, эти удивительные глаза.

      – Простите, ведь это вы играли сейчас у Доронина? – заговорил Орленев, как бы сомневаясь даже, не другой ли это был кто-нибудь.

      И в эту минуту ему так хотелось поговорить с этим стариком, что он невольно заранее испугался: а вдруг тот ответит, что он не играл?

      Но старик не отнекивался.

      – Так позвольте быть знакомым, – сказал Орленев, назвал себя и по английской манере протянул руку для пожатия.

      Странная, как молния, быстрая улыбка промелькнула на лице старика при словах «позвольте быть знакомым»; он вежливо приподнял шляпу и пожал руку Орленеву.

      – Позвольте узнать ваше имя? – спросил тот.

      – Гирли!

      – Это что же, фамилия ваша, имя?

      – Зовите меня просто Гирли, или старый Гирли; так меня здесь все называют, – ответил старик.

      И они пошли дальше вместе.

      II. Сила тайны слова

1

      Странное, почти необъяснимое впечатление произвел старый музыкант, просивший называть себя «просто Гирли», на Орленева.

      Во-первых, это имя «Гирли» звучало как-то совсем непонятно; во-вторых, поведение его было тоже совсем особенное, даже и для полоумного. Он, встретившись с Орленевым, пошел с ним, не спросив, куда тому нужно было идти, и пошел уверенно, довел своего молодого спутника до дома и показал ему на этот дом, сказав: «Вот вы здесь живете!» Орленев только потом сообразил и удивился, откуда этот старик мог знать так хорошо место, где он живет, и зачем он довел его до самого дома?

      Говорил Гирли дорогой тоже вещи, непохожие на обыкновенный разговор.

      Речь у них зашла об огне. Орленев не помнил, как собственно заговорили они об этом. Но