Заклятие дома с химерами. Эдвард Кэри

что, Клод? – спросил Аливер. – Она здесь?

      – Я очень хорошо слышу ваши щипцы, дядя, и свисток дяди Тимфи – особенно его, и чайный поднос тетушки Помулары, но ручка тети Розамути не откликается.

      – Ты уверен, Клод?

      – Да, дядя. Никого по имени Элис Хиггс здесь нет.

      – Ты уверен, что услышал всех?

      – Более чем.

      – Болтовня и чепуха, – снова подал голос дядя Тимфи. – Выведите отсюда этого недоумка. У нас больше нет желания выслушивать тебя здесь, дитя. Ступай к себе в классную комнату!

      – Дядя? – переспросил я на всякий случай.

      – Да, Клод, – кивнул Аливер, – давай, иди к себе, и спасибо тебе за попытку. В самом деле, не стоит утруждать себя, ступай. Что ж, а мы официально должны отметить дату и время утраты: 9 ноября 1875 года, 9 часов 50 минут.

      – Может быть, мне пройтись и прослушать весь дом? – предложил я.

      – Нет уж, я не потерплю, чтобы кто-то совал ухо не в свои дела! – вскинулся Тимфи.

      – Спасибо, Клод, – еще раз кивнул Аливер. – Мы как-нибудь сами разберемся.

      Уходя, я услышал наказ Тимфи:

      – Слуг раздеть и досмотреть. Все шкафы перевернуть вверх дном, всё из них вышвырнуть, все углы-закоулки проверить, все до последней мелочи!

      2

      Кожаный колпак

Здесь начинается повествование сироты Люси Пеннант, числящейся на попечении приходской церкви Форличингема, Лондон

      У меня густые рыжие волосы, круглое лицо и задранный кверху нос. Глаза зеленые в крапинку. Ну, в крапинку у меня не только глаза. Я вся в какой-то сплошной пунктуации. Там веснушки, там родинки, а на ногах еще пара мозолей. Зубы белизной не блещут. Один, кстати, вообще кривой. Врать не буду. Что да как, расскажу честно, без утайки, даже привирать не стану. Во всяком случае, постараюсь. Взять хотя бы нос – так одна из ноздрей чуть больше другой. А еще я не прочь погрызть ногти. А если меня донимают клопы, я чешусь почем зря. Зовут меня Люси Пеннант. И вот моя история.

      Первая часть моей жизни протекала незаметно, так что и вспомнить особо нечего. Помню лишь, что родители, люди суровые, по-своему были все же добры ко мне. Для счастья мне вполне хватало. Отец мой служил кем-то вроде портье на границе Филчинга и Ламберта – там был пансион, а в пансионе ютилась далеко не одна семья. Сами мы жили со стороны Филчинга, а в Лондон, понятно, ходили через Ламберт, по Олд-Кент-роуд. Неподалеку там проходит канал Риджент – шум деловой жизни канала сопровождает вас всю дорогу. Но тем, которые сами из Ламберта, эти наши походы не нравились: то и дело они приходили на границу, задирались и твердили, что нечего нам по их району шастать и что если они кого из нас поймают у себя на районе без пропуска, ему несдобровать.

      Было время, когда Филчинг был вполне себе пригодным для жизни местом. До того, как здесь стали сваливать все эти кучи. В былые времена и район-то назывался полным именем: Форличингем. Но было это давным-давно, и теперь лишь те, у кого серьезный разговор, могут употребить полное название для пущей важности, а все остальные говорят просто «Филчинг». Любой из ныне