Тайна скарабея. Наместница Ра (сборник). Филипп Ванденберг

три месяца! – прыснул Камински. – Насмешил! Да за три месяца мы эти инструменты в Китай доставим!

      – Кто это «мы»? – осведомился Алинардо.

      – Мы, немцы! – ответил тем же тоном Камински. – Пора бы вам, итальяшкам, уже и за работу браться. Не siesta! Laborare, laborare, понимаешь меня?

      Вспыльчивый по натуре, Сержио Алинардо принял эти слова близко к сердцу.

      – Ах, ты говоришь, итальянцы – лентяи, да? А кто за вас в Германии всю черную работу делает?

      Мухтар и Рогалла не успели вмешаться: Камински неожиданно получил от Алинардо удар в грудь, не удержался на ногах и упал.

      Причем упал неудачно: он ударился затылком о цоколь колосса и на мгновенье потерял сознание. Рогалла бросился ему на помощь, но Камински открыл глаза и с трудом сказал:

      – Все в порядке. Уже проходит.

      Алинардо сплюнул на землю, повернулся и ушел.

      Камински бросил ему вслед проклятье, которого ни Мухтар, ни Рогалла не поняли. Он ощупал затылок – вся рука была в крови.

      Рогалла, увидев рану, озабоченно сказал:

      – Вам нужно к врачу. В пустыне с открытой раной шутить нельзя.

      Камински зажал кровоточащее место платком, а доктор Мухтар остановил машину и помог ему забраться в грузовик. Водитель-швед рванул вверх по пыльной дороге на плато мимо управления прямо к трансформаторной станции, где располагался госпиталь.

      Это вытянутое двухэтажное здание было самым большим в лагере и походило на Андреевский крест. Оно пользовалось в округе неслыханной популярностью. Случалось, караваны из Судана делали здесь остановку, доставляя какого-нибудь тяжелобольного крестьянина, и норовили расплатиться верблюдом. Но Хекман отказывался брать плату натурой.

      Санитар в белом халате провел Камински в перевязочную. Вскоре в дверях появилась молодая женщина. Сперва из-за смуглой кожи и черных волос ему показалось, что она с востока, но вошедшая поразила его фразой на немецком:

      – Ну и где у нас болит?

      Камински, сидевший в кресле, встрепенулся.

      – Вы немка? – спросил он, и на его лице расплылась улыбка.

      – Меня зовут Хорнштайн, доктор Гелла Хорнштайн. Я из Бохума, из бохумской клиники.

      Камински посмотрел в ее темные глаза: «Ну, долго вы там, пожалуй, не работали». Для должности врача женщина была еще слишком молода, но прежде всего бросалось в глаза то, что она ослепительно красива. Камински даже забыл, для чего приехал в Абу-Симбел, забыл, что поклялся никогда больше не смотреть на женщин, – по крайней мере в ближайшие два года.

      – Я Артур Камински, – смутился он. – Я живу в Эссене.

      Он осекся. Слова «я живу в Эссене» вырвались случайно, они больше не имели к нему отношения. Он вынужден был все бросить и с тех пор чувствовал себя изгоем. Единственное, что у него сейчас было, – это его профессия и поставленная задача. Он должен был победить – проигрывать ему было нельзя.

      – Со мной произошел досадный несчастный случай… –