Затейник. Марко Вовчок

выдвинулся еще дальше.

      Только меньшой стоял на месте.

      – Ну-ка, теперь выдвигайся, кто больше всех напроказил! – сказал дедушка.

      – Ну-ка! – сказала бабушка.

      Средняя сестрица проворно очутилась на возможно заднем плане. Средний братец старался отретироваться еще дальше.

      – Хе-хе-хе! – засмеялся дедушка, чрезвычайно утешенный своею остроумною выходкой.

      – Хе-хе-хе! – засмеялась бабушка, чрезвычайно утешавшаяся всякою выходкой дедушки.

      Все засмеялись, потому что все были довольны дедушкой и бабушкой и самими собою.

      – А ты что там стоишь, черноглазый пенек? – обратился дедушка к меньшему братцу, который, приняв дедушкин поцелуй, оставался неподвижен. – В паркет хочешь врасти, а? Ну-ка, подойди поближе!

      – Подойди же поближе к дедушке, – внушительно прибавил папаша.

      – Как следует доброму внучку! – закруглила мамаша.

      – Видно, напроказил? – продолжал дедушка. – Погляди-ка на меня! Прямо, прямо на меня!

      Большие темные глаза, далеко уступающие в искрометности веселым глазам прочих братцев и сестриц, как будто утомленные долгим созерцаньем чего-то неясного и далекого, устремились в маленькие, с желтой пестринкой, зрачки дедушки.

      – Ну, ну, – говорил с добродушным лукавством дедушка, – ну… уж моргни, моргни, я позволяю…

      – Моргни, дедушка позволяет, – говорила, посмеиваясь, бабушка.

      Но темные глаза не моргали, и выраженье их было несколько странное. Они, казалось, с недоуменьем вглядывались в улыбающуюся, испещренную алыми жилками физиономию дедушки, словно впервые только ее, как следует, видели.

      – Что это он так сегодня надулся? – обратился дедушка к родителям.

      – Для Нового-то года! – прибавила бабушка.

      – Не понимаю… – начал папаша.

      Но тут снова раздался звонок.

      – Верно, Рублевы! – сказал папаша.

      Раздался второй звонок.

      – Верно, Кредитовы! – сказала мамаша.

      Произошло маленькое движение. Дедушка и бабушка выпрямились, родители двинулись к выходным дверям, старшая сестрица таки ухитрилась, что и на ее личико хватило местечка в зеркале, в котором отразились быстро повернувшиеся к нему разнообразно убранные головки тетенек, дяденьки обдернули на себе лацканы, поправили галстуки, а у кого были усы, те разгладили и усы.

      Средние братец и сестрица воспользовались этим движеньем, чтобы сначала высунуть друг другу языки, а затем поддать друг другу в бока, за какое неприличие старший братец счел необходимым наградить их равносильными пинками, что, надо отдать ему справедливость, он исполнил мастерски.