Самый лучший враг. Дмитрий Емец

обычно?

      – Я бы сказал, что они чего-то ждут, но прямых стычек избегают.

      – Странно, – задумчиво сказал Эссиорх.

      Хранитель стоял у мольберта и писал маслом. С плеча у него свешивался Люль. Эссиорх старался поворачивать голову только в одну сторону, потому что подгузник Люля был вовсе даже не пуст и носом в него было лучше не утыкаться. Звать же Улиту было бесполезно. Всякий раз, как нужно было менять подгузники или утешать плачущее чадо, у Улиты происходило веерное отключение слуха.

      – Кто тут папа? – говорила она сразу.

      Или:

      – Кто тут светлый? Кто? Кто? Кто?

      И Эссиорх делал все сам. И очень даже неплохо справлялся.

      Сейчас Улита бушевала на кухне. Слышно было, как она швыряет тарелки и как в мойке грохочет водопад, причем настоящий, потому что соседи снизу стучали по батареям как-то приглушенно. Им было не до стука. Их квартира была заполнена водой настолько, что у них едва получалось, вынырнув, захватить ртом воздух.

      – Это уже не мойка. Это бойка! – сказал Багров, сосредотачиваясь, чтобы помочь бедолагам.

      – А? Что? – переспросил Эссиорх.

      – Я говорю: это не мойка! Это бойка! – уныло повторил Матвей. Когда приходится повторять шутку, уже ясно, что она не удалась.

      – Я устала! – донесся капризный крик Улиты. – Эй, отец! Я не готова была к материнству! А-а-а! Я хочу жить для себя! Мой ребенок не спит ночами. Он какой-то псих! В кого он такой?

      – На этот вопрос лучше не отвечать. Он риторический, – шепотом сказал Эссиорх. – Сейчас она перебьет все тарелки, а потом мы ее накормим и она успокоится! Говорят, после третьего ребенка будет легче, а сейчас мы ждем только второго.

      – Вы ждете второго?! – не поверил Матвей.

      – Мне кажется, это очевидно, – отрезал хранитель.

      В кухне загрохотали выстрелы.

      – «Вальтер»! – попытался угадать Багров.

      – Нет, «вальтер» поглуше, и звук у него смазанный. Это, скорее всего, ее любимый «глок». Главное, чтобы она не попала в мой мотоцикл. Только его я принципиально не восстанавливаю с помощью магии! – спокойно сказал Эссиорх.

      – Э-э… – растерялся Матвей. – Может, мне зайти в следующий раз?

      – У нас каждый раз теперь следующий, – сказал Эссиорх. – На самом деле все неплохо. За прошлую неделю я закончил две картины. Одна из них даже стоит красок, которые на нее затрачены. Вот только на байке не выезжал. Гололед, мороз, в шлангах все замерзает…

      Он положил кисть, вытер руки полотенцем и, сунув Люля Матвею, попросил:

      – Ну-ка подержи мое чадо! Мне надо кое-что принести… Только сделай так, чтобы он тебя не видел!

      – Почему?

      – Ну потому, что это лишнее… – уклончиво ответил Эссиорх и быстро ушел.

      Матвей же остался с Люлем на руках. Младенец Улиты и Эссиорха весил как пушечное ядро. Ел он не просто хорошо, а вообще непрерывно. Когда еды поблизости не оказывалось, сосал собственный кулак. Едва за Эссиорхом закрылась дверь, Люль стал поворачивать голову, чтобы выяснить, как такое может оказаться, что папа ушел, а он на руках