Невидимая связь. Книга 1. 1796—1890. Владислав Браун

а не приговор? Ведь любые чувства нас только сдерживают. Мы замалчиваем то, что хотели бы сказать, мы не делаем того, что хотели бы сделать. А почему это? В большей мере из-за любви или привязанности. Ведь если бы мы не были ни к кому привязаны, стали бы мы беспокоиться о чувствах и волнениях посторонних людей? Сдерживали бы мы себя, боясь их обидеть? Здесь не рассматривается сдерживание себя из-за общества. Вся наша жизнь лишь игра. Маска. И никогда мы ее не снимаем. Только мысли подлинные. А все остальное лишь образ, который мы хотим показать. Образ, который нам наиболее выгоден. Только образ. Только маски. Ничего более. А если бы можно было жить без этих образов и масок. Быть таким, какой ты есть. Не скрываясь, не боясь, не думая о мнении окружающих. Что было бы тогда? Свобода?..

      Эти размышления длились в голове Александра достаточно долго. Прошло время обеда. Закончился ужин. Настала глубокая ночь. По саду разнесся волшебный аромат вечерницы (эти цветы особенно сильно пахнут вечером и ночью).

      Александр встал со скамейки и пошел в имение. Опять же, не потому что хотел этого, а потому что нужно было идти спать.

      Ступив одной ногой на крыльцо, он заметил, как ветром несет к нему какой-то белый прямоугольник. Он подбежал к прямоугольнику и схватил его. Это было письмо. Он развернул послание и не смог прочитать текст. Он был не на русском. Ни на каком из языков, которые бы он знал.

      «Это латынь! – осенило его, и он сразу же вспомнил, как ровно год назад им пришло такое же письмо. Там были угрозы. Стоит ли вообще пытаться читать это, если это не более чем какая-то непонятная игра или шутка? Нет, все же нужно прочесть. А на латыни может говорить только Филиппов. Нужно дождаться завтрашнего утра».

      И вот наступило утро. Александр рано, еще до рассвета, проснувшись, встал и отправил служанку за Филипповым. Он жил в другом конце дома. Филимон прибыл через полчаса в кабинет Александра. Ни сказав ничего, кроме: «Переведи!», князь протянул врачу письмо.

      – «Грядет катастрофа! Великое бедствие для Вас. В Вашем роду один человек, он не молод. Совсем скоро! Страна будет под угрозой уничтожения! Ваш С.» – иногда останавливаясь, прочел Филимон.

      – Что это может означать? – озадаченно поинтересовался князь Александр.

      – Не имею ни малейшего понятия, Ваше сиятельство, – ответил Филимон, положив на стол послание. – Но я осмелюсь предположить, что это письмо с угрозой, совершенно такое же, как тогда, год назад.

      – Я тоже это понял.

      Князь почесал затылок.

      – Я прошу Вас, не говорите об этом моей жене, – почти шепотом просил Александр, – она не должна об этом знать. Ей ни к чему лишние волнения…

      – Что нельзя мне говорить? – послышался громкий голос Аполлинарии, доносящийся с порога кабинета.

      Она стремительно подошла к Александру, рукой оттолкнув Филиппова.

      – Что вы были намерены от меня скрыть? – грозным тоном спросила княгиня.

      – Ваше сиятельство, я могу идти? – осмелился спросить