Подмененный император. Альтернативная история. Светлана Игоревна Бестужева-Лада

есть, в черепушке мальчонки, в тушку которого он влетел, кое-что осталось. Немного, правда, судя по тому, какую жизнь он вел, но тем не менее. Одной заботой меньше.

      – Написал, государь, – подал голос Остерман. – Изволишь апробировать?

      – Изволю, – легко согласился Пётр и… похолодел.

      Как расписывался юный император, он понятия не имел.

      «Ладно. Как говаривал еще не родившийся Наполеон, главное – ввязаться в бой, а там видно будет».

      Пётр закрыл газа и, не отрывая пера от бумаги, что-то накарябал. Потом глянул.

      Да-а… почерк, конечно, чудовищный. Но Остерман спокоен, значит, все более или менее в порядке. И что волноваться-то: чай, не указ о начале военных действий подписывал.

      Тут как раз в дверь и постучали. Явились генералы-фельдмаршалы – по совместительству – члены Верховного Тайного Совета – князья Долгорукий, Голицын и Трубецкой. Все – пожилые, осанистые, на мундирах ордена… Хотя на Меньшикове побрякушек больше болталось.

      – Счастливы лицезреть ваше императорское величество в добром здравии, – степенно промолвил князь Владимир Долгорукий.

      – А то уже личико ваше забывать стали, – подхватил князь Иван Трубецкой.

      – Ну, вот теперь наглядитесь вдоволь, – с улыбкой ответил Пётр. – Поскольку решили мы дважды в неделю на заседаниях Тайного Совета присутствовать. Какие дела на сей день накопились?

      Молчание.

      – Что, у Великой державы вообще никаких забот не имеется? – нахмурился Пётр.

      – Имеется, ваше императорское величество, – со вздохом ответил Голицын, – только мы о них не ведаем. Поелику было распоряжение – все важные бумаги сразу князю Меньшикову отдавать – на его личное рассмотрение.

      – А вы-то на что? – взвился Пётр.

      – Не гневайся, государь, – вступился Остерман. – Меньшиков такую власть взял еще при жизни вашей покойной бабушки, ее императорского величества Екатерины Алексеевны, что никто с ним совладать не мог. Ее именем все дела вершил.

      – Бабушка у меня одна – Евдокия Федоровна Лопухина, которая сейчас в монастырском заточении пребывает. И вот мой второй указ: повелеваю вдовствующую царицу Евдокию, что ныне старицею Еленой зовется, из монастыря освободить, с великим бережением в столицу доставить и разместить согласно чину. Как только исполните – доложите, я ее со временем навещу.

      – Слушаюсь, ваше императорское величество, – отозвался Остерман, который уже прилежно скрипел пером по бумаге.

      – Более при мне про Катерину Алексеевну не упоминать. Это первое. Второе: послать надежных людей во дворец ныне арестованного мною Меньшикова и изъять все – до последнего клочка! – бумаги, которые у него имеются. Писца покличьте, приказ написать, а то Андрей Иванович совсем запарился.

      Лица верховников заметно просветлели: кажется, приходит конец всевластию ненавистного Меньшикова, теперь их время наступает, время Рюриковичей и Гедеминовичей.