Рассказы. Повести. Эссе. Книга первая. Однажды прожитая жизнь. Владимир Гамаюн

и цвет от размываемых берегов Оби. За Ханты-Мансийском развело волну как на море: плавкран, несмотря на кранцы из покрышек, било о наш корпус, он буровил воду, не желая лезть на волну. Волна стала захлёстывать нас в открытые трюмы, что ничего хорошего нам не сулило, – это я понял по побелевшему лицу кэпа.

      Во время очередного «типка», когда мы с краном оказались на разных волнах, носовой швартов лопнул как нитка, и кран заломило нам за корму. Чтоб опять поставить его под борт, нам пришлось стать бортом к волне, но вода через комингс стала хлестать нам в трюмы, а взять кран на буксир мы тоже не могли. Испугаться мы не успели – некогда было. Мотаясь со стальными швартовыми по мокрой палубе, нам, промокшим как швабры, было не до страха. Спасибо команде плавкрана, они тоже авралили, как и мы. Нужно было спасать кран и самоходку – это наш долг, да и жить охота. Когда уже всё закончилось и мы малым ходом пошли дальше, в рулевой рубке кэп объяснил нам, «неразумным», чем это могло кончиться: «Не справься мы с ситуацией… А впрочем, вы – молодцы, салаги!»

      Нам же, «неразумным», хотелось сказать кэпу, но другое: «Смотреть нужно, когда идёт погрузка, но разумно промолчали – икра краба не учит. Дошли до места назначения где-то уже в Обской губе, уже без приключений, кран «притёрли» к берегу, и он сразу приступил к разгрузке. Грейфер крана мотался, как маятник, только крановые, уставая от монотонности работы, иногда менялись. Вскоре мы, оставив кран, отдали концы, и пошли вверх по Оби, а потом и по Иртышу до Тобольска.