Около кота. Виталий Каплан

При таком раскладе чего мне бояться? Разве что порки, да и то сомнительно… Но вдруг догадается: бегал я куда-то ночью?

      Повезло мне – сказал он, что где-то я крапивную лихорадку подцепил. То ли съел чего-то несвежее (напряглись наши повара при этих словах), то ли кошмар мне приснился. Демоны сна, сказал, могут человеку ужасы показать, которые наутро он и не помнит, а через те ужасы и телу повредить. Ибо тело не отдельно от души живёт, а единою жизнью с нею. А почему лихорадка крапивной называется – потому что прыщи выскакивают вроде тех, как если б крапивой обстрекало. Сказал, что болезнь сия неопасная и незаразная, что к вечеру я уже здоров буду. А сейчас он лечить меня станет.

      Кликнул Халти, велел ему мазь тигрового листа принести. Я и не слыхал про такую. И ещё отвар из белодольника – про тот слышал, жар он сбивает.

      Потом, когда вернулся Халти, велел мне господин встать, догола раздеться, и начал меня мазью этой мазать. Долго мазал, тщательно – от пяток до подбородка, полфлакона извёл. Сказал – потерпи, скоро слегка пощипывать станет. И покуда не начнёт щипать, надо мне стоять или сидеть, но не ложиться, а как начнёт – можно и прилечь. До ужина мне разрешено тут, в людской, остаться, завтрак и обед мне, как и Тангилю, принесут. А вот на ужин я и сам прийти смогу, ибо нечего тяжко больным себя воображать.

      С тем и ушёл он, и ребята ушли. Одни мы с Тангилем остались.

      И вот тут оно и началось! Когда мазал меня господин, я ничего и не чувствовал, кроме прикосновения его осторожных ладоней. Потом потеплела кожа, а дальше – больше. Начало припекать, а потом и вовсе жечь, точно в костре! И всюду, кроме головы – всюду, где намазано было! Почудилось, будто меня живьём жгут – такая боль накатила! Вспомнился мне дядюшка Химарай – когда тот лупил, казалось, что уж больнее и быть не может. Может, да ещё как! Я стоять не смог, бегать начал из угла в угол. А Тангиль со своего тюфяка посмеивается:

      – Что, впервые с тигровой мазью познакомился? Ну так терпи теперь. Крепкая штука! Видать, озлился на тебя за что-то господин, коли ею намазал. От крапивной лихорадки можно ж было ещё и мазью из чёртова корня, от того никакой боли. Хотя и действует не так скоро, за три дня с него лихорадка проходит. Что ж ты такого сожрал, а? Вроде бы ешь всё то же, что и остальные? Или что-то утянул из кладовых?

      – Сказано ведь, – ответил я, – ночной кошмар. Вот мне и ночной кошмар приснился.

      – И какой же? – полюбопытствовал Тангиль. Скучно ему тут, на тюфяке, было, вот и дал языку волю.

      – Приснился мне господин наш, – протяжно заговорил я. – Будто стоит он на высокой горе, в том халате своём чёрном, только перетянут халат поясом, а на поясе – ножи метательные. Глаза у него прищурены, смотрят насмешливо. А мы все у подножия горы стоим, кругом, друг друга за руки держим. И хоть высока та гора, а всё равно виден он нам, точно в паре шагов. Стоим мы, значит, все – и нынешние его слуги, и те, кто раньше ему служил. Вокруг вечер уже, солнце почти село, только самый краешек над горой краснеется. А господин снимает с пояса нож – и кидает вниз. Впился тот нож в Дамиля – прямо в горло. Хлынула