Алиедора. Ник Перумов

подмели, батюшка, – дерзнул заметить старший сын.

      – Дальше идти придётся, – буркнул достойнейший сенор. – Где ещё не тронуто.

      – Батюшка, но там ведь… земли иных сеноров. Если не королевский домен, – осторожно напомнил Дигвил.

      – Ничего. Наш король нас тоже в обиду не даст, – многозначительно оборвал сына хозяин Деркоора. – Так что не спите, сыны мои, в седло – и в путь. Да помните, что более всего нам нужны люди. Люди, а не скотина.

* * *

      Дигвил Деррано удовлетворённо покосился на жарко пылавшую деревню. Она принадлежала уже совсем другому сенору, отнюдь не Венти, и потому серфы там – разумеется, по природной своей тупости, не преминул отметить молодой дон, – не ожидали нападения и даже не подумали разбежаться.

      За что и поплатились.

      Позади горели дома, а по дороге брела подгоняемая увесистыми тумаками длинная вереница наскоро повязанных пленников.

      Всё шло просто отлично.

      До того самого момента, когда за спиной Дигвила резко и зло завыли рога, а над дорогой взметнулись многочисленные штандарты и прапорцы, предваряя которые плыло широко развернувшееся знамя с горным саблезубом Меодора.

      Королевские роты наконец-то подоспели на выручку осаждённым.

      Дон Дигвил всегда отличался немалой рассудительностью. Вот и сейчас храбрый дон привстал в стременах, осипшим от внезапного (но такого объяснимого) волнения голосом велев своим конникам бросить пленных и на всём скаку уходить прочь, к главным силам сенора Деррано.

* * *

      Алиедора не помнила, когда её сморил сон. Она прикорнула в углу, на жёстком сундуке, дав себе слово «поспать лишь самую чуточку». Однако, открыв глаза, доньята обнаружила, что утро уже давно наступило и по застилавшим полы коврам ползут яркие солнечные пятна.

      – О-ох!

      «Не торопись», – вдруг прошелестело под потолком, словно голос шёл откуда-то с небес.

      «Не торопись», – подхватили глубины земли, низким, но не слышимым никому, кроме доньяты, басом.

      «Не торопись», – встряла и вода во рву – на два голоса.

      Потом то же самое прошелестели деревья, трава и камни, вольные ветра и невидимые днём звёзды.

      Алиедора замерла, словно налетев на стену. Горло сдавило судорогой, на глаза сами навернулись слёзы.

      Она всё поняла, ещё никого не увидев и ничего не услышав.

      Папы, отца, сенора Венти – не стало этой ночью.

      Разум было трепыхнулся: «Да откуда ты знаешь?! Беги, дура, спроси! Может, всё совсем не так!» Однако доньята только покачала головой, даже не пытаясь утереть потоком льющиеся слёзы.

      И так, шатаясь, незряче брела по коридорам, пока не натолкнулась на так же, как и она, тихо плачущую нянюшку.

      Коленки у Алиедоры подкосились, и она сползла на пол.

      Папы больше нет. То есть он есть, просто больше не с нами. Он, конечно же, сейчас уже возле самого Ома Прокреатора. Или…

      Или душа его замерла сейчас на обочине тёмной дороги, где огромными скачками несётся Сфинкс, золотистая грива,