Зодчие. Александр Волков

мастерами оружие принимал наедине и, выплачивая за него гроши, клял нищету, не позволяющую заплатить дороже.

      Таких пауков, высасывавших из народа последние соки, было в Казани немало. Работая на них, ремесленники выбивались из сил, а жили впроголодь, и не раз бунтовали, но всякая попытка возмущения кончалась кровавой расправой.

      – Ты от работы всячески отбивайся, – наставлял Никиту товарищ. – Меня некому было предостеречь от этого жадины ненасытного… Погляди, каков я стал. Совсем извелся, а был молодец! Тебя хоть спасу…

      Никите не дали есть ни вечером, ни утром.

      Курбан плетью и кулаками старался вколотить в него уменье. Никита стоял на своем. В его душе росло упорство и гнев на хозяина.

      Обозленный двухдневной возней с неуклюжим рабом, Курбан пустил в ход плеть:

      – Вот тебе, урус, собака! Вот тебе!

      Кровь проступила через рубаху. Булат стонал:

      – Смертынька моя пришла… Прощай, Кондратий…

      Самсон вступился за избиваемого:

      – Эй, хозяин, нехорош дело! Зачем старый человек бьешь?

      – Твое это дело?

      Курбан мимоходом стегнул армянина и вновь набросился на Никиту с плетью. Неистово хлеща старика, он свирепел с каждым ударом.

      Татарин повалил Никиту на пол и топтал ногами. Старик лишился чувств и лежал как мертвый. Курбан опомнился, пробормотал со злостью:

      – Сдох!

      Кондратий наклонился к товарищу:

      – Дышит… живой… – И с укором Курбану – Не жалко двух тэнга? Не годен человек к работе – продай!

      – Э-э! «Продай, продай»… Кому бездельник нужен?

      – Сбудем. От медника Гассана я слыхал, управитель сеида[76] ищет садовника. Туда старика и спихнуть. Барыш получишь!

      – Какой барыш! Хоть бы свои вернуть!

      Булат открыл глаза, застонал.

      – Живуч, негодный! Коунрад, отведи его домой. Скажешь старшей ханым,[77] пусть хорошо покормит дня три… – И вдруг испугался: – А если не купят уруса?

      – Я его подучу, как себя за хорошего садовника выдать.

      – А он и там не годен окажется?

      – Нам какое дело? Его спина в ответе…

      – Ты хороший раб, Коунрад!

      Глава V

      Во дворце Кулшерифа

      Хитрость, придуманная Кондратием, удалась, хоть и дорого обошлась Булату. Старик попал туда, куда прочил его москвич. Кондратий расстался с товарищем, с которым можно было говорить о потерянной родине, делиться горем… Он пожелал Никите удачи на новом месте:

      – Там полегче будет… А мне уж недолго работать на Курбана, он немало людей переморил…

      Уединенным было владение духовного владыки казанских мусульман сеида Кулшерифа. Еще можно было попасть в селямлик[78] с разрешения нишана[79] Джафара-мирзы, но никто не проникал на женскую половину дворца, где под строгим надзором Кулшерифовой матери жили жены первого казанского вельможи. Внутренний двор женского помещения был занят садом; туда и поставил Джафар-мирза старого Никиту ухаживать за цветами и деревьями.

      Обилием

76

Сеид – первосвященник Казани, духовный повелитель мусульман

77

Xаным – женщина, госпожа.

78

Селямлик – на Востоке мужская половина дома.

79

Нишан – доверенное лицо, управитель.