Алиби убогого дракона. Повесть. Рассказы. Борис Ковальков (Николай Велет)

должности никто не помнит. Она уговорила всех. Такая была женщина. В утешение самому цирюльнику разрешили-лекари закрыли глаза-делать некоторые мелкие операции кроме дозволенных кровопускания, установки пиявок и удаление мозолей. А так же заказали ему инструменты. «Можешь представить? Их можно увидеть! Они до сих пор хранятся в музее магистрата. Я их видел в детстве, эти ювелирные изделия не похожи на современные хирургические инструменты. Говорят они обладают анестезирующим действием, что было проверено и в настоящее время. Ты смеешься… Хочешь проверить сама? Что ты, не надо. Другое, о цирюльнике и лекаре ты сможешь узнать в хрестоматийной истории о времени принцессы Гасеннау, в главе «О Пирожных».

      3

      Город не торопились украшать к празднику. Звучала предпраздничная музыка, подготовительная, тихая. Ночь не сделала город темным. Он оставался светлым от снега и света не гаснущих окон, витрин, фонарей, самих жителей забавно переносящих на плечах и головных уборах маленькие сугробы и почему-то не сбивавших снег, словно играли в «у кого выше и донесет ли до дома». Фигуры казались высокими в этих своеобразных маскарадных костюмах. Свет из витрин и окон без ставней подсвечивал их золотом и серебром; белые карнавальные бюсты одетые на плечи.

      Любке спускался улицей Кейха вдоль подпорных стен. Снег и отблески света скрывали темноту подворотен и проулков. «Эта снежная кисея скрывает особый Каэнглум. Смотри, арки в подпорных стенах, это начала подземных ходов. Темные проулки и подворотни ведут на узкие переулки-лестницы. Осторожней! Они могут закончиться колодцем или переходом под рекой».

      Потом пересек шумную Паксарг… За витринами золотое, сквозь серебряный снег одежда к празднику и подарки. Маркизы, навесы разноцветные полосатые, с надписями: «Lilled, vanikud ja lillekimpude», «Велетский квас», «Küsten dunkles bier», «Gadrau records-garolau newydd»… Плакаты театральные, цирковые и киноафишы… Любке остановился у яркого плаката «Mott and Picts Black Honey. It’s not as obvious as it seems» – и увидел на нем знакомые лица. Двух девушек он узнал, это были те самые, которые забавлялись открыванием старинных дверей, третья красноволосая, была не знакома…

      Сквозь Лазаретную башню, по переулку с тем же названием, прошел к собору Оливе, который был настолько велик, что увидеть его весь, можно было только издалека. Вокруг собора кольцо скверов – завершения улиц. Уютный бульвар. Фонтан и два памятника. И здесь прохаживались редкие жители, усыпанные снегом. Ветви не частых в центре деревьев под снегом не различались. Деревья в белом. «Словно под простынями, – мелькнуло у меня в голове и я огорчился». Огорчало Любке и то, что некоторые люди, как ни странно, оглядываются на него с настороженным недоумением. «Это наверно новоприезжие. И ещё тревожило: паром и зев откинутой аппарели. Я не понимал. Сгусток тумана скатился на пирс, белое в белом. Мысли не пришли в порядок. Почему простыни? Почему чудится, что снежными простынями накрыты кустарники спиреи будто