В логове зверя. Часть 2. Война и детство. Станислав Козлов

лишь вагоны… До сих пор, несмотря на множество пройденных с тех пор лет, память видит их так же чётко, словно только что просмотренные кадры документального фильма. Будто не было никаких других эшелонов вокруг – только этот. Кирпично-красные, потёртые странствиями, обкусанные временем вагоны с белыми корявыми пометками на стенках… За ними по каким-то неясным признакам чувствовалось что-то тревожное и зловещее…

      Наши попытки подойти поближе часовой пресёк решительно и недвусмысленно.

      – Нельзя, пацаны. Назад, – и угрожающе повертел перед нами штыком.

      Вот эти его боевые действия, направленные против своих же русских мальчишек, удивили, обидели и задели за живое. Теперь для нас стало делом чести во что бы то ни стало узнать что находится внутри вагонов. Ишь, нашёл на кого штык совать, «герой». Небось, и на фронте-то не был – вон гладкорожий какой, шинель с иголочки, новенькая да чистая… Фронтовик ни за что не стал бы с детьми воевать…

      Отошли в сторонку. Принялись наблюдать… Каждый вагон закрыт наглухо. Окна ослеплены железными ставнями. Двери парализованы металлическими запорами – изнутри не открыть… А что же, всё-таки, там – за запорами и дверями?..

      Стучали по стыкам рельс проходящие поезда, лязгали на маневрах составы, коротко переговаривались между собой паровозы, раздавались какие-то команды, шли строем и в разнобой солдаты. Железнодорожная станция жила своей сложной военной жизнью. Заинтересовавшие нас вагоны стояли под яркими лучами солнца посреди светлого дня, но казались тёмными, будто находились в каком-то другом, не подчинённом законам природы, пространстве… Вдруг из угла ближайшего к нам вагона на рельсы потекла какая-то жидкость. Прямо сквозь пол. В лужу. Видимо, текло оттуда часто… Значит, в вагоне – кто-то живой. Скотина какая-нибудь? Зачем же тогда её так тщательно охранять? Секретная, что ли? Люди?.. Что тогда за люди, кто они? Пленные немцы?.. Вблизи наших военных эшелонов?

      Уловив подходящий момент, когда часовой направился в противоположную от нас сторону и показал тупую спину, мы, пригнувшись, шмыгнули поближе к вагону, подлезли под него и оказались по другую сторону состава.

      Под вагоном стояла лужа мочи. Это она вытекала из щелей в его полу. Туалета в нём, товарном, не имелось, и находящиеся там вынуждены были отправлять свои естественные потребности прямо в вагоне… Видимо, отвели для этого один из углов. В закупоренной чуть ли не герметично коробке, в жаркий день стоящей под прямыми лучами солнца, наверняка была невыносимая духота, вонь и спёртый воздух – если только можно назвать воздухом те газы, которые вынуждены были вдыхать запертые в закупоренных вагонах люди.

      Из за дощатых стен слышалась русская речь. Женщины… Кто-то протяжно и безнадежно плакал. Не в голос и не навзрыд, а монотонно вытягивал из себя безысходную свою боль… Кто-то пытался утешить, без уверенности в голосе. Кто-то