Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо. Сергей Цветков

аст ему получить старший киевский стол «правдою». Свидетель и участник братоубийственной распри 1015–1019 гг.⁴, Ярослав отлично знал, как быстро тает в междоусобных бранях самое многочисленное княжеское потомство. Не желая, чтобы в его семействе разыгралась та же кровавая драма, Ярослав незадолго до смерти, последовавшей в 1054 г., огласил нечто вроде своего политического завещания, призванного «урядить любовь» между его сыновьями и наследниками. Повесть временных лет излагает последнюю волю русского «самовластца» в следующем виде:

      «В лето 6562 (1054). Преставися великый князь русьскый Ярослав. И еще бо живущю ему, наряди сыны своя, рек им: «Се аз отхожу света сего, сынове мои; имейте в собе любовь, понеже вы есте братья единого отца и матере⁵. Да аще будете в любви межю собою, Бог будеть в вас [с вами], и покорить вы противныя [ваших недругов] под вы, и будете мирно живуще. Аще ли будете ненавидно живуще, в распрях и которающеся [ссорясь между собой], то погыбнете сами и погубите землю отец своих и дед своих, иже налезоша [которые приобрели ее] трудом своим великым; но пребывайте мирно, послушающе брат брата. Се же поручаю в собе место стол старейшему сыну моему и брату вашему Изяславу Кыев; сего послушайте, якоже послушаете мене, да той вы будеть [да будет он вам] в мене место; а Святославу даю Чернигов, а Всеволоду Переяславль, а Игорю⁶ Володимерь [Волынский], а Вячеславу⁷ Смолинеск». И тако раздели им грады, заповедав им не преступати предела братня, ни сгонити, рек Изяславу: «Аще кто хощеть обидети брата своего, то ты помагай, [если] его же обидять». И тако уряди сыны своя пребывати в любви».

      Изложение завещания от лица Ярослава, в форме прямой речи, свидетельствует о том, что оно, скорее всего, не было зафиксировано документально и летописец опирался здесь не на архивные записи, а на устное предание, бытовавшее во второй половине XI в. среди Ярославичей. Это, впрочем, не может подорвать нашего доверия к летописному сообщению. Порукой его достоверности служит то, что основные положения «наряда» Ярослава полностью соответствуют политическому порядку, установившемуся между его сыновьями в первое десятилетие после 1054 г. В его основу легли три принципа, которые, очевидно, и должны были, по мысли Ярослава, служить универсальным регулятором династических отношений. Первый из них провозглашал подчиненную князьям «от рода русского» территорию («землю отец своих и дед своих») наследственной собственностью великокняжеского рода, отдельные представители которого могли владеть только известной частью наследия, а не всем родовым достоянием в целом. Второй налагал на братьев-наследников политическое и моральное обязательство не посягать на владения друг друга. Наконец, согласно третьему, ответственность за сохранение политического статус-кво ложилась на старшего из Ярославичей, Изяслава, заступавшего на родовой лествице место отца по отношению к своим младшим братьям. Формальная целостность государства таким образом не нарушалась; правда, следует иметь в виду сообщение «Сказания о Борисе и Глебе» о том, что, согласно воле Ярослава, Изяслав являлся не единственным наследником верховной власти, а разделял ее с двумя другими соправителями Русской земли – Святославом и Всеволодом.

      Принципы эти в общем не новы и не выходят за рамки традиционных представлений о вассально-иерархических отношениях между представителями княжеской династии в условиях родового быта⁸. Но это и не слепая дань традиции, а глубоко продуманная реакция на вполне конкретные события недавнего прошлого. Только это прошлое напоминает о себе неявным образом – его молчаливо подразумевают, с ним безмолвно полемизируют или столь же молчаливо отрицают. Так, прежде всего бросается в глаза отсутствие имен нескольких близких и дальних родичей Ярослава: его брата Судислава, внука Ростислава (сына умершего Владимира Ярославича)⁹ и внучатого племянника Всеслава Брячиславича. Однако не следует считать это случайным упущением. Все эти люди не упомянуты по той простой причине, что к моменту оглашения завещания сам ход событий вычеркнул их из перечня наследников Ярослава. Судислав – последняя жертва многолетней междоусобицы Владимировичей – еще в 1036 г. был осужден Ярославом на пожизненное заточение во Пскове¹⁰. Ростислав после смерти своего отца, новгородского князя Владимира Ярославича, перешел в разряд князей-изгоев, чьи родители умерли при жизни дедов, не заняв старшего стола¹¹, и потому исключенных из очереди старшинства и обреченных навсегда оставаться на низших ступенях родовой лествицы¹². По той же причине в завещание Ярослава не вошел его внучатый племянник князь Всеслав, сын полоцкого изгоя Брячислава Изяславича¹³, а его наследственная волость (Полоцк) не фигурирует в росписи городов, принадлежащих Ярославичам.

      Еще интереснее то, что русский «самовластец», принявший из рук василевса имперский титул кесаря¹⁴, показывает себя в своем завещании решительным «антимонархистом», убежденным противником пересадки на русскую почву византийской монархической традиции, с ее понятиями о единовластии и праве императора назначать себе преемника. Позицию Ярослава в этом вопросе можно назвать последовательной и принципиальной, учитывая, что сорок лет назад он вступил на политическую сцену бескомпромиссным защитником родовых устоев, не побоявшимся пойти на открытый разрыв со своим