Пушкин. Кюхля. Юрий Тынянов

на все пруды, а на месте господского деревянного дома – замок с высоким шпилем. Он часто водил Александра в Вяземы, соседнее богатое село, где каждый раз обновлял запас своего бальзама. Говорливые крестьянки здоровались с барчонком; в селе много уже перевидали захаровских владельцев. Стояла в Вяземах, накренясь, колокольня, строенная чуть ли не при Годунове, рядом малая церковь, но даже старики не знали, кто их строил и что раньше здесь, в Вяземах, было.

      Умирая от безделья, Сергей Львович вздумал в праздник всею семьею поехать в Вяземы к обедне.

      Дряхлая колымага, которая привезла Пушкиных в Захарово, загромыхала по дороге, грозя рассыпаться. Бабы с удивлением присматривались к барам и отвешивали низкие поклоны.

      – Вот коляска, что колокол, – говорили они, когда Пушкины проезжали.

      Колокол в Вяземах был разбитый.

      Сергей Львович во время службы заметил бледную барышню, соседскую дочку, и украдкой метнул в нее взгляд, но барышня была пуглива и ускользнула незаметно. Сергей Львович остался недоволен сельским старым, полуслепым иереем, не выказавшим достаточного внимания к захаровским барам.

      Вечером затеялся у него разговор с Монфором. Монфор полагал, что вера необходима для простонародья, но из духовных книг твердо знал одну: «Занятия святых в Полях Елисейских», а в ней более всего главу о маскарадах. Сергею Львовичу после вяземской церкви пришлись по душе суждения Монфора. Он решительно почувствовал себя маркизом. Вечер кончился тем, что Монфор прочел стихи Скаррона о загробной стране:

      Tout prиs de l’ombre d’un rocher

      J’aperзu l’ombre d’un cocher,

      Qui, tenant l’ombre d’une brosse,

      En frottait l’ombre d’un carrosse.[34]

      Сергей Львович был в восторге и потрепал по голове сидевшего рядом Александра.

      В Вяземах бывали базары столь шумные, что пьяные песни долетали до Захарова и огорчали Марью Алексеевну:

      – Как на постоялом дворе, и никакого на бар внимания!

      Она говорила это тихонько, втайне разочарованная своим новым поместьем. На захаровских помещиков окрестные мужики обращали мало внимания.

      Александр и Николинька купались, слушали пенье иволги в кустах, ходили с Монфором в Вяземы обновлять запас бальзама, и однажды Александр, отстав, увидел чудесное явление: в реке купалась полногрудая нимфа, распустив волосы. Она то подымалась, то опускалась в воде. Сердце его забилось. Потом нимфу окликнули издалека:

      – Наталья!

      Она ответила кому-то звонко, приставив к губам ладони:

      – Ау! – и снова стала подыматься и опускаться.

      Вечером, в первосонье, кто-то поцеловал его в лоб.

      Когда через два дня он встретил в рощице барышню в белом платье, с цветами в руках, он обомлел и почувствовал, что жить без нее не может и умрет. Монфор поклонился – это была барышня из соседней усадьбы. Он нетвердо знал ее фамилию – Юшкова, Шишкова, Сушкова, quelque chose* на – ова.

      Александр стал ходить в рощицу, она долго не являлась. Наконец он решил, что она гуляет

34

У тени скалы

Я заметил тень кучера

Который тенью щетки,

Тер тень кареты (фр.).